Подвальная станция
Шрифт:
— Флориан…
Воспоминания вспышкой вернулись к нему: ощущения и образы выплыли из темноты, и он уткнулся лицом в ладони, стараясь их оттолкнуть. Глубокое тайпирование. Лентокадр. Они будут всплывать еще и еще. Он не знал, что проявится. И это так и будет: обрывки воспоминаний, всплывающие на поверхность сознания и на секунду высвечивающиеся, течение слов, и ощущений, и образов, покуда они не перевернутся и снова не затонут в темноте; все разрозненное — просто еще и еще. И он не в силах прекратить это.
Он отбросил простыню и встал с постели, избегая касаться взглядом своего тела. Он забрался в ванную, врубил душ и начал мыться, намыливаясь снова,
А когда он вытерся досуха в комнате-сушилке рядом с душем и вышел в прохладу ванной, появился Флориан с аккуратно сложенной стопкой его одежды.
— Могу предложить кофе, сир, если ты хочешь.
Вежливый, как ни в чем не бывало. Как будто все происходило не по-настоящему.
— Где бритва? — спросил он.
— На полочке, сир, — Флориан указал на зеркальный угол ванной. — Зубная щетка, расческа, лосьон. Что-нибудь нужно еще?
— Нет. — Он старался говорить ровным голосом. Он думал о том, чтобы пойти домой. Он думал о самоубийстве. О ножах на кухне. О таблетках на стойке в ванной. Но политика вмешается в последующее расследование, в котором все раскроется, а политика проглотит его отца. В тот же момент он подумал о подсознательных импульсах, которые могли быть захоронены в его мозге прошлой ночью, позывах к самоубийству. Бог знает что. Любая иррациональная мысль попадала под подозрение. Он не мог им доверять. Вереница тайн-вспышек рассыпалась перед его взором, ощущения, эротические видения, пейзажи, и древнее искусство…
Затем реальные вещи, предстоящие в будущем. Оскорбленный Джордан. Он сам, бездыханный, распростертый на полу кухни. Он удержал образ и попытался придать ему экзотичность: самого себя, едва вышедшего за климатические башни, тело, которое через несколько часов обнаружат при воздушном поиске как клочок белого полотна…
— Простите, сир, кажется, мы нашли его…
Нет, так нельзя. Когда мозг вовлечен в процесс ленточного восприятия, он впитывает и это. Ленточные образы постепенно изгладятся, а привнесенная память внедрится в структуру-имплантант и станет расти и расти по своим собственным законам. И не существовало достоверного способа распознать базовую команду; однако она не могла заставить его действовать, пока он в сознании, разве что незаметно включить предрасположение к чему-нибудь. Только если наркотики сравняют барьер, только тогда он беспрекословно станет подчиняться импульсам, отвечать на все вопросы, выполнять все, что прикажут…
Все, о чем спросят, все, что прикажут, если это проходит мимо подсознательного контроля и естественные блокировки. Психохирург мог бы, при наличии времени, получить ответы, раскрывающие суть контроля и его конфигурацию, внедрить пару доводов, которые разрушат внутреннюю логику: после этого перестроит весь набор, создаст новую микроструктуру и присоединит связи по своему выбору…
Все те вопросы, вопросы этих проклятых психотестов, которые ставила перед ним Ари, называя из обычными для сотрудников первого крыла… вопросы о его работе, его склонностях, о его сексуальном опыте… которые он, по своей глупости, считал просто попытками Ари получить его…
Он
От этого она, вероятно, получила настоящее удовлетворение.
Он улыбнулся своему отражению, проверяя, может ли он контролировать себя. Он мог. Эта способность к нему вернулась до той поры, пока он снова не окажется лицом к лицу с Ари. С ее эйзи он справится.
Уточнение. Он мог справиться с Флорианом. Он благодарил Бога, что она оставила ему Флориана, а не Кэтлин, и тогда в буйном кружении панических мыслей он попытался разобраться, почему он так реагирует, почему мысль о необходимости иметь дело с Кэтлин — ледышкой — бросает его в нервную дрожь. Боязнь женщин?
Ты боишься женщин, милый? Знаешь ли, твой отец боится.
Он причесал волосы. Ему захотелось все бросить. А вместо этого он улыбнулся, вновь проведя самоконтроль, и осторожно снял напряжение мелких мышц, расположенных вокруг глаз, вызывающее головную боль, расслабил плечи. Вышел и выдал Флориану подготовленную улыбку.
Он доложит ей. Я не могу думать, когда у меня раскалывается голова. Черт возьми, пусть он расскажет ей, что я был в порядке, все, что мне надо сделать — это не опустить голову и убраться отсюда.
Гостиная, белый ковер, картины на стенах всколыхнули память, напомнили о боли и эротических ощущениях.
Но все это было уже позади. Это было как броня. Больше нечего было опасаться. Он взял у Флориана чашку и отпил из нее, сдерживая дрожь в руках: внезапно его охватил и внутренний холод, и пронзительный сквозняк от кондиционера.
— Холодно, — сказал он. — Я думаю, от похмелья.
— Я весьма сочувствую, — сказал Флориан, встретив его взгляд с честностью эйзи, спокойной и озабоченной; по крайней мере казалось, что это так, и, возможно, так и было на самом деле. Не было и речи об этике, разумеется. Разве что — об этике эйзи, которая заключалась в том, чтобы избегать ссор с гражданами, ведь те могли отомстить! В таком случае у Флориана были бы серьезные основания для беспокойства.
— Флориан, прошлой ночью… я не хочу обидеть тебя… Расслабься. Расслабься…
Выражение лица эйзи не позволяло судить о его мыслях. На лице сохранялась улыбка.
Гораздо, гораздо проще досадить Флориану. Если бы это была Ари, он бы не посмел. Он и не смог обидеть ее прошлой ночью. Видя боязнь Флориана…
… боль и наслаждение. Перекрываются…
Он улыбнулся и отпил кофе, радуясь своему занятию; горькое, мрачное удовольствие, даже при том, что он стыдился приставания к одному из Ариных эйзи — и вдвойне стыдно оттого, что ему нравилось это. Тут всего лишь, убеждал он себя, человеческое побуждение — реванш за свое унижение. Он и за день до того думал бы так же и поступал бы так же.
Он только не знал бы, почему ему нравится это, или даже что ему это вообще нравится. Он даже не подумал бы о дюжине способов заставить Флориана попотеть и не прикидывал бы с удовольствием, что если он смог бы втянуть Флориана в ссору скажем, около сельскохозяйственных загонов вдали от Дома под предлогом, не имеющим отношения к Ари, он мог бы отплатить Флориану тем же — поскольку Флориан — эйзи и он мог бы придумать дюжину способов уязвить его… если Ари не будет поблизости.
Флориан, несомненно, знал это. И поскольку Флориан принадлежал Ари, она, вероятно, предполагала смущение Флориана, оставив Флориана с ним. Это соответствовало всему остальному.