Подвенечный саван
Шрифт:
– Ну! Чего смотришь, бывший опер? – нагло осклабился Гришин, обнажая клыки с золотыми коронками. – Думаешь, не знаю, что ты уволился?
– Поэтому послал своих по голове меня приложить?
– А вот этого не надо. – Гришин плавно поводил толстым пальцем перед своим лицом. – Ты на меня не вали все подряд, я чек честный! И…
– Заткнись, Гриша, – попросил его негромко Лавров, сразу напомнив тому этой кличкой о его криминальном прошлом. – Заткнись и слушай.
Гришин сразу как-то подобрался, свел вольготно растопыренные
– Ну!
– Чуть больше недели назад в «Загородной Станице» на меня было совершено нападение. Кое-кто, возможно, решил свести со мной личные счеты. Возможно, чтобы просто убрать меня с места, где мне быть не следовало в тот момент.
– А я тут при чем, начальник?! Я, конечно, сочувствую, но… – Пальцы, унизанные перстнями, уткнулись в пухлую грудь. – Я тут при чем?!
– При том, Гриша, что у меня есть свидетели, что напавший на меня сел потом в машинку и уехал с места преступления.
– Логично вообще-то! – зло фыркнул Гришин. – Не стоять же ему над тобой было!
– Машинка та была зафиксирована свидетелем. И это: «Форд Фокус» М482АС. Не напомнить, на ком эта машинка?
Гришин молча сверлил Лаврова ненавидящим взглядом.
– Так вот, Гриша… Я пока пришел к тебе сам. Чтобы, так сказать, пролить свет на происшествие. Пока сам… – сделал ударение Лавров. – Но мои коллеги…
– Бывшие! – бросил с ненавистью Гришин.
– Пусть так, – не стал спорить Саня, но подосадовал на себя, что поторопился с решением уйти из органов. Жэка бы жутко обрадовался, услышь он теперь его мысли. – Но вот коллеги мои, бывшие, буквально рвутся в бой! Просят меня написать заявление. Ну, как пострадавшего. Тем более что свидетель имеется.
– Я понял, – буркнул Гришин.
Глаза его метались из стороны в сторону, как хвост бешеной собаки. Он размышлял.
– Так что, Гриша? Что посоветуешь?
– Я тебе, начальник, не советчик! – ощерил золотые клыки Гришин. – Озвучь свои хотелки и проваливай!
– Короче, Гриша. – Лавров встал с неудобного стульчика, подошел к Гришину, легонько пнул носком ботинка его атласную туфлю. – Я хочу знать, с какого хрена ты послал своих людей отключить меня?
– Я… – Жирная шея едва заметно шевельнулась, голова качнулась. – Я ни при чем, начальник! Поверь! Может, кто из пацанов тайком тачку брал? Может, кто на тебя зуб имеет и…
– Гриша, не зли меня! Меня ведь зовут обратно, Гриша! И я могу восстановиться не сегодня завтра, и тогда тебе, Гриша, пиндец! Понял?
– Понял, начальник! – Оскал Гришина стал добрее, подобострастнее. – Чего не понять-то! Все понял! Узнаю… Расспрошу…
– Давай, давай, Гриша. Уж расспроси. – Лавров криво ухмыльнулся. – Три дня тебе даю на все про все. И жди в гости. Возможно, приду не один. С Жэкой Заломовым. Помнишь его? Вот и чудненько. Так три дня? Ага?
Гришин молча кивнул, смерив бывшего опера оценивающим взглядом.
Взвешивал,
Приблизительно такие мысли метались в башке у Гришина, и Саня их отчетливо читал.
– Да, забыл тебе сказать, Гриша. – Он приостановился у дверей гостиной, тронул лоб, под шерстяной шапочкой он жутко чесался. – Надо же, столько лет прошло, а я только теперь вспомнил!
– Это ты о чем, начальник?
Гришин сразу насторожился, он все время ждал подвоха от этой мерзкой ищейки. Он хоть и уволился, но ментом быть не перестал, бляха муха.
– Помнишь тот день, когда твоего соратника брали?
– Это которого? – Толстая ряха Гришина пошла желтыми пятнами.
Конечно, он понял, на кого мент намекает! Не дурак! Его тогда таскали, будь здоров! О-о-очень хотелось этому симпатичному оперу переквалифицировать Гришина из разряда свидетелей в разряд подозреваемых. А не вышло! Ни хрена не вышло, Саня!
– Филиченкова… – Лавров глянул на Гришина исподлобья. – Ты не должен был его забыть, Гриша.
– И че? – Желтые пятна поползли на шею и мощную грудину Гришина, за которой бешеными толчками клокотали страх и ярость.
– А то! Было ведь два анонимных звонка в то утро. Первый оповестил о крупной сделке, и мы с Сухаревым поехали проверить. Второй о том, что в том районе, куда нас направили, идет перестрелка.
– И че?! – Жирные пальцы, унизанные перстнями, впились в парчовую обивку тахты.
– А то! Запись тех звонков до сих пор хранится в архиве. И нам с коллегами, пускай и бывшими, – ядовито улыбнулся Лавров, – ничего не стоит поднять то дело и заново внимательно послушать и идентифицировать голос.
– Чего же раньше не идентифицировали? Десять лет назад? – Золотые клыки Гришина хищно сверкнули.
– Раньше… А раньше тот, кого мы подозревали в тех звонках, согласился на сотрудничество со следствием. И стал свидетелем, а не обвиняемым. Мы и умолкли. Но… – Лавров нацелил палец в Гришина.
– Но что?!
– Но мне ведь теперь никто не помешает шепнуть кому-нибудь, что я знаю, кто сдал Филиченкова и парней, которые с ним были. А?
– Кому шепнуть?! – Гришину стало мерзко, страшно.
– Братве, Гриша… Братве… Никто же не знает! Даже не догадывается, кто сдал Игната. Так, шепот один. Догадки.
Саня взялся за позолоченную дверную ручку, медленно открыл дверь, занес ногу над порогом, когда его догнал вопрос Гришина, произнесенный неуверенным слабым голосом:
– Что ты хочешь, опер?!