Подвенечный саван
Шрифт:
– Курьерская доставка, – прошептала она ему одними губами. – Сказали, лично в руки.
И он вдруг переполошился и побледнел так сильно, что Маше это передалось. И она уже не думала, спускаясь на первый этаж по лестнице, что это устроенный Володей сюрприз. Букет, к примеру. Или какая-нибудь милая безделушка, способная поднять ей настроение. Это было что-то другое! И он, возможно, догадывался, что именно. С чего тогда ему так бледнеть?! Даже губы посинели, честное слово!
– Вот, Мария Сергеевна, пожалуйста, – охранник подал ей полиэтиленовый черный пакет, в котором лежало что-то
– Спасибо.
Маша стиснула пакет двумя руками, тепло улыбнулась охраннику – пожилому дядьке, военному в отставке. И пошла вверх по лестнице. Неожиданно на лестничной клетке между вторым и третьим этажами она остановилась. Глянула на лестничные пролеты, ведущие вверх и вниз, вроде никого, и надорвала пакет.
Фотографии! Там была целая стопка мерзких фотографий! На которых она…
– Господи! Господи, что это? – Успев просмотреть лишь несколько штук, она тут же запихнула фотографии обратно в пакет и принялась лихорадочно озираться, не видел ли кто.
Никого не было. Никто не поднимался по лестнице, никто не спускался. Она была одна на лестничной площадке. Одна с мерзким пакетом, который прижимала к себе. И она совершенно не знала, что ей делать!
Первой мыслью было позвонить Лаврову. Он умный, он надежный, он сумеет ей помочь. Но, вспомнив, что на снимках, она эту мысль отогнала прочь. Как? Как она объяснит ему всю эту мерзость?! Что скажет?! Он же уважал ее всегда, а теперь станет презирать, брезговать. К тому же у него теперь живет дочка Жэки Заломова. Непонятно почему, но живет. Может, их что-то связывает? Какие-то отношения? Лаврову нельзя звонить.
А Володя? Что теперь будет с их отношениями?!
Господи! Но где?! Когда это случилось?!
Прижимая пакет к себе, Маша поднялась на четвертый этаж, зашла в женский туалет, заперлась в одной из кабинок, опустила крышку унитаза, села и снова полезла за фотографиями.
Их было двадцать. Двадцать мерзких снимков ее голого тела и извращений, которые творило ее голое тело. Партнера не было, она была одна. Но от этого отвратительное порно не перестало быть таковым.
Но она ничего, ничего не помнила! Она этого не делала, точно! Как же так…
Маша задыхалась, кусала губы, чтобы не заорать в полный голос от ужаса и отвращения. Она вытирала слезы и снова и снова рассматривала то, что ей доставили курьерской почтой. Узнала лишь через несколько минут. Узнала тот самый уютный кабинет, в котором они с Володей праздновали свою помолвку. Его там не было. Он ушел. Его вызвали.
Почему? Зачем? Для того, чтобы сотворить с ней это?! С какой целью? Кому, что от нее нужно?
Все нашлось в записке, которую она нашарила на самом дне пакета.
«Завтра подашь заявку на кредит в сорок пять миллионов. Тебе его дадут. Куда передать деньги, сообщу. Не вздумай шутить или обращаться в полицию, снимки пущу в Сеть. Жди инструкций».
Все! Это приговор! Он не подлежит обжалованию, он не дает надежды на помилование! Она под ногтем у какого-то мерзавца, которому срочно нужны деньги.
Управляющий! Это точно он!
Он без конца
Он будет жить прекрасно с ее деньгами. Кажется, он строит дом? И станет без конца шантажировать ее. То есть будет заставлять ее делать все, что ему вздумается. Она от Сани Лаврова знала, что жертвы шантажа люди приговоренные. У них нет надежды на то, чтобы выпутаться. В ее случае надежды нет абсолютно никакой. Снимки хранятся в памяти фотоаппарата, на флеш-карте, на диске, да черт знает где еще! Может, они уже гуляют по Интернету! Может…
Маша методично, снимок за снимком, порвала все на мелкие кусочки, вместе с запиской порвала. Встала, открыла крышку унитаза, стряхнула все с юбки вниз, смыла. Клочки, хранившие свидетельство ее позора, закрутились в водяном водовороте. Часть осталась плавать на поверхности. Она смывала снова и снова, снова и снова, пока не исчезло все. Потом скомкала черный пластиковый пакет, бросила его в мусорку. Осторожно выглянула из кабинки. Никого!
Она не случайно выбрала именно эту дамскую комнату. На четвертом этаже работали почти одни мужчины. И сюда мало наведывалось женщин. Но она все же заперла общую дверь туалета на замок. Подошла к окну, повернула ручку, рванула створку на себя. В лицо ударило морозной волной. Высотки напротив здания банка равнодушно таращились на нее серыми глазницами окон. Высокий кирпичный забор, окружающий территорию банка.
Маша посмотрела вниз. Ровная, не занятая ничем площадка за зданием была покрыта белым снегом, как саваном. Улица ей больше не казалась шлейфом белоснежного платья невесты. Саван… Точно саван…
Она подтянула юбку, влезла на подоконник, одернула юбку, поправила блузку и шагнула вперед…
Володя отложил бумаги. Опустил руку, прижал ладонью дергающееся колено. Он нервничал. Очень сильно нервничал. Когда он нервничал, у него всегда дергалось колено.
Машу кто-то из охранников вызвал на первый этаж. Какая-то курьерская доставка лично в руки. Это она прошептала ему, когда выходила. Прошло уже десять минут, а Маша все не возвращается. Что так долго?!
Может, ее перехватил управляющий? Может, отвлек кто-то из клиентов? Или вызвали срочно в какой-нибудь другой отдел, поймав на лестнице? Скорее всего, так и есть, разгонял он мрачные предчувствия, цеплялся за спасательные предположения. Через пятнадцать минут он не выдержал, позвонил в отдел, куда могли вызвать Машу.
– Мария Сергеевна? Нет, не была… – ответили ему там.
– Маша? Нет, не вызывал ее никто, – сказала секретарша. – Управляющего нет на месте. Он уехал еще час назад. Ой, Владимир, поищите ее на четвертом этаже. Я видела, как она туда поднималась. Видимо, там задержалась.
На четвертом? Там ей точно делать нечего! Ей, начальнику кредитного отдела, делать на четвертом нечего! Единственное, куда она там могла зайти по необходимости, это женский туалет, но почему?
Но почему туда?! У них на этаже свой имеется, через две двери и…