Подвеска с сапфирами
Шрифт:
Для охоты нужны были самые обыкновенные.
Когда-то их делали из бронзы, но сейчас в ход шло железо с холодным наклепом (уплотнением) острия. Такие наконечники были лучше мягких бронзовых.
Крепились они на древко двумя способами: либо надевались втулкой (тогда Дарья лишь прихватывала их клеем из смолы деревьев), либо насаживались черенком, обматывались веревкой, после чего также обмазывались смоляным клеем.
Кузнеца охотница знала неплохо, он заранее готовил
В этот раз она явилась с дочкой. О том, что они не чужие друг другу говорило внешнее сходство. Никто и не знал о том, что у неё есть дочь, как и о том, сколько лет охотнице, если тридцать – тридцать пять, то дочери вполне могло быть и пятнадцать –двадцать.
Девочки выходили замуж рано, едва природа сообщала об их готовности иметь детей. Иногда это случалось даже в двенадцать, а бывало и в восемнадцать, у всех происходило по-разному. Родители старались избавиться от девочек поскорее, не хотели долго кормить дочерей, которые всё равно однажды их покинут. Отдавали предпочтение сыновьям, которые по закону до конца жизни обязаны помогать родителям.
Иногда девочки-невесты годились женихам даже не в дочки, а во внучки или в правнучки. Это считалось нормальным браком.
Мальчиков женили поздно, закон разрешал это делать только после того, как им исполнится двадцать лет.
Если кто-то из юнцов умудрялся до этого возраста обрюхатить девицу, то его родители платили немалый штраф в казну, а потому запрет на отношения с противоположным полом до двадцатилетия вбивали (да ещё как вбивали) сыночкам с раннего детства.
Зато им разрешалось ходить в дома удовольствий, стоили такие развлечения недорого, зато налоги от них полноводной рекой текли в казну.
Девицы, понёсшие от парня до разрешённого ему возраста, считались порочными и определялись в дома удовольствий, а их детей забирали монахи.
Иногда этим законом пользовались богатенькие господа. Подговаривали кого-то из парней обрюхатить красивую девчонку, а потом, выплатив вместо него штраф, выкупали её оттуда, куда она была сослана, делая своей игрушкой. Наигравшись, оставляли работать в доме или на конюшне, как-никак когда-то денег стоила.
Бывало, этих женщин отпускали на вольные хлеба. Тогда они становились наёмницами или охотницами (если умели сражаться или добывать дичь с детства), травницами (если напрашивались в ученицы к какой-нибудь знахарке) или возвращались туда, откуда их выкупали, если не смогли устроиться иначе. На воле могли родить другого ребёнка, который, если они с матерью сумели скопить денег и купить хоть крохотный домик с небольшим участком земли, считался равным любому крестьянину, невзирая на прежний статус
Таких женщин многие жалели, впрочем, это не мешало остальным обвинять их в распутстве.
Очевидно, одной из подобных женщин, которым не повезло в прошлом, считали и Дарью. Она была очень даже симпатичной, но на чьих-либо мужей все эти годы не зарилась и любые поползновения с их стороны пресекала в зародыше, а потому относились к охотнице неплохо, считая либо очередной жертвой закона (как всегда, слишком мягкого к богатым и несправедливого к бедным), либо, опять же жертвой, но только несчастной любви.
Зару понравилась девчонка, которая так лихо расправилась с волками, пусть это и случайно вышло. Он понимал, что сейчас не может с ней встречаться, так ведь может кто угодно дел натворить, а на него скажут. Кроме того, она могла оказаться замужем, тогда ещё хуже.
«Нет, она никому себя в обиду не даст. Вон как волкам досталось. И точно не замужем. В доме у них мужской одежды не было» – тут же отмёл все свои предположения парень.
В последний день ярмарки ему будет шестнадцать, останется четыре года, и он станет взрослым. Всего четыре… Целых четыре!
«Я пообещал погулять с ней на ярмарке, значит, погуляем. Ничего страшного не случится!» – решил он для себя.
В первый же день Зар долго ходил по рядам, где продавали меха, чтобы не пропустить, когда они там появятся.
Дарья с Ириной пришли на второй день к обеду. Наверное, вышли из дому ещё затемно. Они привезли санки гружёные под завязку разными шкурами.
Качество их меха было отменным, поэтому большую часть скупил оптом человек из дворца. Не поскупился и с усмешкой бросил Дарье золотую монету, понимая, что переплачивает.
– Теперь нам хватит не только на домик, но и много на что ещё. Это ты везучая, мне столько никогда не платили, – сообщила она Ирине, когда покупатель ушёл. – Похоже, всё сегодня разойдётся, значит сможем вернуться домой и собрать, что там осталось. Больше так, конечно, не повезёт, но до конца ярмарки распродадим. Тушки птицы возьмём, зайцев. Они тоже денег стоят.
Когда Зар увидел Иру, они с Дарьей уже собирались домой. Оставаться ради нескольких непроданных шкур не было смысла. Парень было расстроился, но девушка успокоила его, сказав, что завтра или послезавтра они снова приедут.
– Здорово! Я хочу выполнить своё обещание. Погулять с тобой по ярмарке, прокатиться с горки.
«Забавный ребёнок, что мне трудно что ли, прокачусь разок», – подумала она и пообещала, обязательно с ним покататься, но не сегодня.
Дарья оставила непроданные шкуры у кузнеца, забрав у него наконечники для стрел. Нужно было поспешить, чтобы не идти до домика пол ночи. – Держи, – тётушка подала Ирине сосновую ветку, которую та бросила этим утром. – Знаешь, что делать.