Подвиг 1972 № 06
Шрифт:
По всем правилам немцы должны были наступать роте в лоб, где по склону от самого подножия сопки шла почти до озерка пологая впадина, усыпанная валунами. Поэтому Дремов разместил здесь взвод Шовкуна, в котором было больше всего обстрелянных, отступавших еще от границы солдат. Знал, что Шовкун высмотрит, не подпустит егерей. На всякий случай Кумарбеков мог перекрыть впадину пулеметом.
И все–таки лейтенант очень боялся за этот участок.
Дремов потрогал противотанковую гранату, пересчитал, сколько у Кумарбекова коробок с лентами,
На правом фланге было тихо. Так тихо, что Дремов невольно ускорил шаги. Не доверял он тишине на фронте. Особенно тогда, когда вокруг грохочет стрельба. Ему очень хорошо запомнился день на переправе через реку Лицу, когда был убит командир роты и Дремов, командир первого взвода, принял командование. Вместе с командованием он принял и сотню людей, ошалевших от автоматной стрельбы и воя пикирующих бомбардировщиков, которые на глазах за несколько минут разбили мост через реку и отрезали полк от основных сил.
Рота лежала в лощинке, по–овечьи сгрудившись возле кучи валунов. Вокруг грохотало, гремело, взрывалось, и только у выхода из лощины была спасительная тишина. Поверив ей, лейтенант Дремов повел в ту сторону роту и напоролся на автоматчиков. Они лежали в засаде. Тишина взорвалась так внезапно, что за десять минут от роты, прихваченной очередями на ровной, как стол, площадке, осталась половина. Выручил тогда сержант Осипов из второго взвода. Он развернул пулемет и прижал автоматчиков огнем. Кто мог бежать, удрал по лощинке обратно и перевалил ночью через гору…
На правом фланге за каменной стенкой деловито устроились полтора десятка солдат, которыми командовал рассудительный сержант Кононов. Дремов любил таких обстоятельных солдат, понимающих, что к чему. Попав на фронт, они не изменяли устоявшимся привычкам. Много не рассуждали, принимали все как есть и к войне относились так же, как к бригадирству в колхозе, как к работе возле станка, к повалу леса или к плотничьему делу.
Дремов назначил сержанта командиром взвода и решил, что через недельку напишет рапорт о присвоении ему очередного звания.
— Как тут у вас, Кононов? — спросил лейтенант, присев за стенкой.
— Тихо, товарищ командир, — отрапортовал Кононов. — С час назад вон там в камнях немного ворошились, а потом затихли. Похоже, наблюдатели… Где это такая пальба идет? Серьезная пальба.
— На соседнюю роту лезут.
Лейтенант прошелся вдоль линии обороны, придирчиво осматривая, как расположились солдаты. Кое–где поправил, сказал Кононову, чтобы тот не жалел гранат, и выдвинул секрет к самому ущелью.
Затем он добрался до пулеметчиков. Шайтанов лежал, положив руку на «дегтярь», и курил. Рядом с ним, привалившись спиной к стенке, сидел тот мордастый ефрейтор, который просил у Дремова отдыха.
Увидев командира, Самотоев хотел вскочить, но стенка была низкой, и он встал на колени, приложив руку к пилотке. Дремов досадливо махнул рукой.
Возле Самотоева лежало полдюжины дисков, и еще один
— Запалы вставлены? — спросил лейтенант.
— Вставлены, — вместо Самотоева ответил Шайтанов. — Со вчерашнего дня так держит. Подорваться он хочет, товарищ лейтенант. Ему фашистам в руки нельзя попадать. Он на гражданке районным Осоавиахимом заведовал… — В словах пулеметчика слышалась явная издевка. Ефрейтор недобро покосился на Шайтанова.
— Отставить разговорчики! — приказал лейтенант и присел рядом с Самотоевым. — Правильно, что с запалами держишь. В горячке можно без запала кинуть. Всякое бывает… Насчет того, что подорваться собираетесь, так вам на пару придется при нужде. Одной теперь веревочкой мы все связаны. Вот так–то, шут Тимофеевич, — жестко закончил он и отодвинул Шайтанова в сторону.
— Дай я выгляну, — лейтенант лег за пулемет, чтобы получше осмотреть позицию. — Сошки ровнее надо ставить.
Дремов поправил сошки, не спеша заглянул в амбразуру и оторопел: по склону, выше ущелья, из–за скалы ползли люди в темно–зеленых мундирах. «Немцы!»
— Проморгали! — зло крикнул Дремов, сунув Шайтанову приклад. Тот приник к прицелу, налаживаясь дать очередь.
— Погоди, — приказал Дремов. К лейтенанту вдруг пришла та ясность мысли, которая возникала в минуту острой опасности. — Кононов! Без команды не стрелять!
Егеря ползли по склону, умело маскируясь в выбоинах и за камнями. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Словно из–за скалы выливалась темно–зеленая речка.
Тут Дремов понял, что, разговаривая по телефону с комбатом, он ошибся. Показуха была на Горелой сопке, где и до сих пор гулко рвались снаряды. Главный удар немцы наносили по их батальону, и не по второй, а по его, Дремова, роте.
Егеря подползали все ближе и ближе. Выход был один, их надо ошеломить, ударить внезапно, неожиданно, в упор. Иначе сомнут, пройдут по обороне из края в край и надвое рассекут батальон.
Дремов поглядел на Шайтанова, припавшего к пулемету, и увидел, что у того вздрагивают неестественно вывернутые локти. Растеряется… Не обстрелянный еще… Растеряется — и сомнут.
— Ты ближе подпускай, — с хрипотцой, словно у него пересохло в горле, сказал лейтенант, когда Шайтанов повернул к нему голову и поглядел умоляющими глазами. — Ближе! — настойчиво повторил он.
Передний егерь с желтыми нашивками на погонах и с косой темно–красной ленточкой у ворота был уже шагах в пятидесяти от пулемета. Он полз, напрягая тело и боязливо поглядывая на стенку. Автомат у него был перекинут через шею. Лицо было потное, из–под пилотки выбился густой чуб. Хорошо были видны оскаленные зубы. Крупные и белые, как фарфор…
— Бей! — услышал Шайтанов над ухом приглушенную команду и сразу же нажал гашетку.
Дробно зарокотал пулемет, и тотчас же ему на подмогу захлопали винтовочные выстрелы.