Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру)
Шрифт:
О величии человека и его призвании
В своих последующих книгах — «Старец Силуан», «Видеть Бога», «О молитве» и «Рождение в Царство Непоколебимое» — отец Софроний много пишет о том, насколько велик человек. Его дерзновенные слова о равнобожественном достоинстве человека вовсе не исходят от необузданной гордости или прельщенного самомнения. Письма проливают свет на подлинные истоки его антропологии, которая корнями уходит в многовековое предание святых отцов: «Мы чаем приобщения вечной жизни. Но, по смыслу вещей, становясь вечным, человек становится не только бессмертным, но и безначальным. Святитель Григорий Палама так мыслил, ссылаясь на святых отцов… Когда же «Бог будет всяческая во всех»[51] тогда и мы явимся обладателями вечности, и уже не отчасти, а в полноте. К этому «краю желаний» стремится душаи как томится она, покамест не достигнет его]. Тогда только возможна
Да не послужат сии слова к преткновению тех, кто по гордости считает себя достойным сего звания как чего-то должного. «К богосыновству путь — покаяние», — пишет отец Софроний[53]. Его слова отличаются трезвостью, свободной от тени всякого мечтательного самомнения: «Теперь очень часто говорят о богосыновстве, но мало говорят о пути к нему. А путь этот покаяние. Нигде так ясно не познает душа наша Бога как Отца, как в покаянии. Кающегося Бог принимает, как блудного сына, и радуется о нем, что мертв был и ожил, погибший был и нашелся[54]»[55].
О догматическом сознании
Из писем становится очевидным, что богословие в них достигает той высоты, когда догматическое сознание уже нерасторжимо связано со всем ходом внутренней духовной жизни. Богословский диалог с Бальфуром на деле показывает, как всякое изменение в догматическом сознании неизбежно изменяет в соответствующей мере и образ духовного бытия. И наоборот, уклонение от истины во внутренней духовной жизни влечет изменение в догматическом сознании. Ум, осененный Божественной благодатию, носит в себе целостную картину всего бытия, где всякое явление в духовной жизни имеет свою оценку с позиции Божественной Истины. В этом смысле несомненным шедевром богословской апологетики, содержащим в себе совершенное и целостное видение догматической основы православного подвижничества, является письмо № 28 — «О православном догматическом сознании». Оно было написано в ответ на сомнения Бальфура относительно вселенской истины Православия, когда он стал искать чего-то более «высокого» и «универсального». В письме можно проследить последовательное разъяснение принципа единства между экклезиологией, догматикой и аскетикой. «Трех вещей я не понимаю, — пишет отец Софроний, — 1) адогматической веры; 2) бесцерковного христианства; 3) безаскетического христианства. И сии три: Церковь, догмат и аскетика (то есть христианский подвиг) — для меня единая жизнь»[56].
Отец Софроний ясно показывает, что аскеза является практическим отражением в жизни человека его догматического видения. Нет в духовной и аскетической жизни ничего случайного, ибо «все важно»: «В основе всякой аскетики по необходимости лежит та или иная идеология (догмат). Всякая религия — язычество, иудейство, магометанство, пантеизм, христианство — имеет свою аскетическую культуру, отличную от других, и это различие обусловлено различием догматических представлений»[57]. При этом догматика, как словесное выражение истины, является неотъемлемым обладанием Церкви: «Я как-то внутренно убедился, — пишет отец Софроний, — что отказ от Церкви приведет к отказу от проповеди апостолов… Слово плоть бысть[58]. Именно этого воплощенного Логоса — видимого, слышимого, осязаемого — проповедует Церковь в своих догматах»[59].
В одном из писем отец Софроний написал: «Христианин обязательно должен быть подвижником»[60]. Подвиг богопознания, на который вдохновляет эта книга, воистину превосходит меру человека. В этом — ее подлинность и истинное евангельское измерение. Призыв книги созвучен словам самого Христа: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный»[61]. Человеческий рассудок изнемогает при мысли, как можно поверить в сие призвание и отважиться на сей подвиг. Однако непреложны слова Господа, заповедавшего нам:
«Дерзайте!»[62]
Иеродиакон Николай Сахаров
Часть первая. Божие призвание
…вы — избранный род, царственное священство, святой народ, люди, взятые в удел, чтобы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в Свой чудный свет. (1 Пет.2:9)
Письмо 1. Исход из католичества
О неизбежности скорбей для восприятия Божественных дарований. О сомнениях в вере. О помыслах и борьбе с ними. О духовном преуспеянии и укреплении в подвиге. О переписке с католиками. О старце.
Афон, 25 июля 1932 г.[63]
Глубокочтимый, дорогой, возлюбленный о Христе брат мой, батюшка отец Давид!
Благословите.
Когда Вы уехали от нас, то я, вполне учитывая, какой труд и подвиг Вам предстоит,
И действительно, по прошествии первых суток, когда радость о спасении Вашем преисполняла сердце мое, начались скорби, постепенно возраставшие; но когда я помышлял о том, что, быть может, это Господь по молитве моей устрояет, то радовался и самым скорбям.
Теперь, получив от Вас вести, к сожалению, не вполне благоприятные, я чувствую себя более утвержденным, а до сего времени находился в некотором недоумении о Вашем положении вообще и причинах Вашего молчания в частности. Чувствуя душою, что Вы скорбите, что Вам тяжело, Вы не устроены, не успокоены, я, не зная о причинах всего этого, и сам скорбел.
Благодарный Вам за письмо[65], я позволю себе высказать предположение, что, быть может, было бы лучше, если бы Вы написали раньше. Однако все то, что произошло с Вами до сих пор, еще не так плохо, и даже полезно. Думаю, что благоразумным будет просить Господа, чтобы Он дал Вам силы и разум на перенесение скорбей, на преодоление искушений, постигающих Вас, а не о том, чтобы избавил от скорбей. И это потому, что если Вы приступите к престолу Божию до конца сокрушенный под тяжестью скорбей, добавив к ним свое внутреннее сокрушение и покаяние, беспощадное к себе, то, несомненно, Вас осенит Божественный свет. А если приступите к сему таинству успокоенный от людей, обеспеченный материально, то душа Ваша, полная житейской, плотской гордости, неспособна будет восприять благодать обильную. И еще, если Вы (теперь или после) не переживете целый ряд великих бурь, когда волны доходят до небес и нисходят до бездн[66], если Вы не познаете, как может страдать душа человеческая, когда она стоит на грани между вечным спасением и вечною гибелью, если Вы не испытаете отчасти адских мучений, если Вы, будущий пастырь Христовых овец, не познаете опытом души своей всего этого, то никогда не познаете и Любви Божественной. И наоборот, если теперь переживете все эти скорби, искушения, бури, то сразу душа Ваша обогатится необычайно истинным богатством, духовным, нетленным. Позднее, переживши все это, познав на самом себе, до какой степени немощна душа наша, скуден разум, как мы бессильны без благодатной помощи не только что встать на правый путь, но и уразуметь, где он, и вообще противостать греху или сделать что-либо доброе, позднее, говорю, Вы будете иметь милующее сердце, никого ни за что не осуждающее; но всякому человеку с великой любовью, без лицемерия, будете желать спасения, молиться о людях, о всем мире. Кто бы ни пришел к Вам после — вор, развратник, сектант, неверный, еврей, — всякого будете принимать с открытой душой, с сердцем, исполненным любви и сострадания. Тогда Вы будете в силах спасать людей, творить чудеса, воскрешая мертвые души человеческие к вечной жизни. Чтобы быть исполнителем закона Христова, особенно для пастыря, необходимо стяжать эту любовь; отец Иоанн Кронштадтский имел столь великую любовь к людям, столь милующее сердце, что для него видеть страдания, гибель людей было тяжелее, чем самому страдать; поэтому он так молился за всех и каждого нуждавшегося, поэтому он творил бесчисленные чудеса. Так же — преподобный Серафим Саровский и другие святые. Когда и с Вами совершится отчасти то, о чем мы сейчас говорим, тогда Вам будет понятно, почему апостол Павел скорбел, непрестанно болел сердцем, молил бых бо ся сам аз отлучен быти от Христа[67] ради спасения ближних; поймете, почему отец Иоанн Кронштадтский брал на себя клятвы других, грехи их, труд покаяния за чужие грехи (много можно привести примеров, да нет в том нужды, все это Вы несравненно лучше меня знаете). Тогда Вас не смогут уже смущать сомнения о том, какой Дух понуждал меня говорить Вам, ибо и сами Вы будете готовы на страдания ради спасения кого бы то ни было.
Вы пишете, что «еще не очень вразумил Вас Господь относительно веры православной», и не знаете, где причина этого невразумления. Покамест Вы сами не получите «помазания от Святаго»[68], я по праву любящего позволю себе дерзость высказать Вам некоторые мысли по этому поводу. Вы же, умоляю, примите слово мое, как от преданного, любящего о Христе брата Вашего, который до сего времени ни одним помыслом не погрешил против Вас (ни превознесся, ни осудил). Если же отяготитесь, то простите меня.
Причин невразумления две:
1. Не в православной вере Вы сомневаетесь, а у Вас вообще вера подточена (таков плод влияния на Вас той среды, в которой Вы вращались до этого времени). Я Вас предупреждал об этом искушении, но объяснить подробнее, как это происходит в душе, не выбрал времени, да и теперь не представляется возможным. Если теперь Вы подадитесь назад, то враг добьется, что Вы и вообще не устоите в вере, и жизнь Ваша станет адом. Вы говорите о «соломинке», не достававшей Вам для того, чтобы чашки весов перевесили на сторону Православия. Действительно, Вам недоставало немногого, чтобы склониться к этому решению; но уже вслед за этим, на пути к практическому осуществлению этого решения, Вам неизбежно должно было предстоять «огненное искушение»[69], о чем я Вас предупреждал не один раз; и уже здесь нужна не соломинка, а великая Божия помощь, потребен многий труд и подвиг как с Вашей стороны, так и со стороны Ваших сподвижников.