Подвиг длиною в жизнь
Шрифт:
"Указания получите, если связной не придет десятого. Вильке".
"Продлить действие документов родственника не представляется возможным. Его могут взять как дезертира любой день. Во избежание моего провала предлагаю его ликвидировать. В-1".
"Идиот. За безопасность родственника отвечаете головой. Вильке".
"Десятого ваш связной арестован моих глазах у цирка. В-1".
"Возможна ли немедленная отправка родственника с "Флорой" через линию фронта? Вильке".
"Несколько раз обнаруживал за
"Немедленно отправляйте родственника. Второй флакон выносите сами. Вильке".
Моисеев закрыл папку.
– И, зная это, все же Веца упустили?
Лавров был усталым и мрачным.
– Пока он добирался до фронта, брать его не хотели. Возможно, было наблюдение, и арест Веца мог натолкнуть Вильке на мысль: почему Гаджи прошел, а этого арестовали?.. Потом Вец как в воду канул. Даже не знаю, кто из моих ребят виноват. Молодые, а он матерый. План у него, видимо, был простой: ночью перебраться через "ничью" землю. В роте, куда Вец явился, показалось подозрительным его направление - бланк был старого образца: то ли не мог достать другого, то ли не знал о замене. Тут нагородил комроты. Нет чтобы в особый отдел позвонить, решил утра ждать. Ну, а Веца в землянку, под стражу. Ночью он по нужде попросился и побежал. Солдат крикнул: "Стой". Потом выстрелил. На сем - точка.
44
В зеркалах отражалась фигура Гаджи. Перед ним хлопотал портной. Вильке курил трубку, присев на край тумбочки.
– Я выйду на несколько минут, укорочу рукава.
Вильке подождал, пока, пропустив портного, успокоилась тяжелая бархатная занавеска.
– Конечно, жаль, что тебя пришлось извлекать из Баку. Ты мне там нужен. И тебе там лучше: дом, к жене и сыну можно поехать... Но я должен был спасать тебя. От разоблачения, от ареста. К счастью, ты ничем не скомпрометирован в России. Перед тобой - перспектива.
– Вы знаете, полковник, как ценю я вашу заботу.
Вильке отмахнулся - к чему признания. И продолжал:
– У тебя много хороших, необходимых в нашем деле качеств. Знаний маловато. Я пошлю тебя учиться. В свою Сорбонну. Ты это заслужил. Учись хорошо. Так, чтобы когда-нибудь учить других.
45
Часы в углу кабинета Моисеева били одиннадцать, когда вошел Лавров.
– Чем похвастаешь?
– спросил генерал.
– В одиннадцать должны быть материалы.
Тут же открылась дверь. Вошел капитан Свиридов - в руках у него была пачка крупноформатных влажных фотографий.
Один за другим ложились на стол снимки.
Гаджи целился прямо в объектив аппарата.
Стучал ключом походной рации.
Чистил пистолет.
Отдыхал после марш-броска: лицо было покрыто крупными каплями пота.
– А они неплохо учат, - сказал Моисеев.
Новый снимок лег на стол: Гаджи в комбинезоне занес ногу, чтобы войти в самолет.
46
– Судя по всему, готовятся отправить на Восток. Двенадцатый сообщает, что Вильке перемещает свой центр в так называемую нейтральную зону. Данные проверены, - Львов стоял у стены, заложив назад руки.
– Двенадцатому удалось обрести великолепные
– В перемещение центра стоит верить. Это логично. В Германии держать негде, - сказал Моисеев.
– Сколько вчера сделали танки Конева?
– Шестьдесят, - ответил Лавров.
– Я вот чего боюсь, Сергей Александрович, не потеряют ли они интереса к Гаджи?
– Не должны. Он нужен не только из-за объекта. У него связи Веца.
– Но они же есть у Тихого, а может, и у дублера.
– В дублера я теперь не верю. Дублер один - Гаджи. А Тихому надо препятствовать. Закрыть возможности контактов. Попугивать, что мы рядом. Наконец, можно отправить его в какую-нибудь командировку, на полгода, скажем.
– Может, просто арестовать?
– Ни-ни... Пусть пока походит... Конечно, Гаджи им нужен не там - здесь. А нам не здесь - там. Вот и поработаем: кто кого. Восток кажется правдоподобным и потому, что у них практически остался один путь для переброски агентов южная граница. Подумайте, Львов, как обеспечить Гаджи связями на Востока.
47
"В случае отправки восток связь через хозяина машины, на зеркальце которой - чертик. Такой же чертик сзади, под стеклом. Машину ищите у кафе "Алмаз". Пароль: "Я ненавижу музыку". Отзыв: "Бах - это бог".
48
Это был огромный восточный базар. С кипящим пловом и жарящимся на углях шашлыком, с помидорами и клубникой, с черешней, огурцами, отрезами шелка, гадалками, предсказателями, точильщиками, мастерами склейки фарфора, торговцами гашишем, виноградной водкой, вином, ножами с инкрустированными ручками и всей прочей, ослепительно яркой мишурой восточного рынка. С обязательной чайханой, где на коврах восседали старцы, а у перевязи стройными ногами перебирали скакуны. С ишаками, издающими душераздирающие вопли, и с уныло жующими верблюдами.
Гаджи дошел до конного ряда и здесь принялся выбирать жеребца.
– Сколько?
– спросил он.
– Две.
– По тысяче за каждые десять лет?
– рассмеялся Гаджи.
– Что говоришь? Ему семь.
– Тогда семьсот, - Гаджи явно развлекался. Торговля занимала его, доставляла радость тем, что можно было повалять дурака.
– Тысячу.
– Я сказал, семьсот.
– Как хочешь.
49
Автобус шел в горы. Гаджи ехал в маленькую таверну, к женщине, встреча с которой должна была определить его дальнейшие планы. Почему-то Гаджи улыбался.
Может, потому что через сомнения, страдания, горечь он, наконец, постигал уверенность в своих силах.
Горы со всех сторон окружали его. Прямо над вершиной одной из них висело закрытое тучами солнце. Тучи были рваными, и солнце то исчезало, то появлялось вновь. Казалось, оно лукаво подмигивает Гаджи.
50
В старой таверне играл оркестр. Потом на эстраде появилась красавица певица. Она появилась в тот момент, когда в таверну вошел Гаджи. Вряд ли, освещенная лучом прожектора, она могла увидеть его. Но он сразу понял, что это и есть связная Вильке. Сообщенные приметы были предельно точны.