Подвиг длиною в жизнь
Шрифт:
Гаджи решил не слушать, зажал звук регулятором.
Осторожно достал из кармана пудреницу Зульфии. Открыл крышку: зеркальце, тампон. Нажал еще какой-то запор. Под второй крышкой - кассеты величиной с наручные часы. Пудреница зарокотала голосом автомобильного сигнала.
Гаджи представил, как все происходило.
Зульфия за рулем машины.
На заднем сиденье - американец и Вильке.
– О делах за стаканом вина, полковник, - говорит Вильке.
– Ол райт, - отвечает Томсон.
Теперь они едут молча. Посматривают друг на друга.
Крутятся
– Ищете уши Кальтенбруннера?
– смеется Томсон.
Официант поднимает столик.
– Ол райт, - говорит Томсон.
– Я тоже не люблю выступать перед микрофоном.
Вильке смотрит на Зульфию.
– Оставь нас на несколько минут.
Она идет на эстраду.
На краю столика - ее сумочка.
– Мы не будем играть - как это?
– ага, в кошки-мышки, - говорит Томсон.
– Я весь внимание, - отвечает Вильке.
– Но один вопрос в преддверии нашей беседы. Почему, Вильке, вы идете на эту сделку?
– Русские танки в Германии. Они в трехстах километрах от Берлина. Я реалист. Мне удобнее иметь пятьсот тысяч долларов в кармане, чем рассчитывать на миф о сверхсекретном оружии фюрера. Я кадровый офицер. И хорошо информированный. Умею различать то, что стреляет, от бумажек, на которых нарисовано нечто долженствующее стрелять. И потом я слишком много занимался Россией, чтобы поверить в чью-то способность остановить русских. Третьего рейха уже нет... Томсон, заплатите откровенностью за откровенность. А на кой черт вам это нужно?
– Вы педант, Вильке, как и все немцы. А мы - бизнесмены. Мы умеем рисковать, вкладывая капитал. Это будет неплохой бизнес. Я в это верю. Разговор один: кладете на стол списки вашей агентуры в России. Проверенные. Точные. И без - как это?
– ага, без дураков.
– Взамен?
– спрашивает Вильке.
– Ранчо в Южной Америке. Пятьсот тысяч, которые вы просите. Кажется, ол райт?
– Какие гарантии?
– Мое слово и чек.
Медленно вертятся крошечные магнитофонные кассеты. Гаджи стоит, облокотясь на еле-еле звучащий приемник. Не глядя, нащупывает ручку, хочет его выключить, но случайно поворачивает регулятор в другую сторону. В комнату врывается голос из эфира. "У нас общий враг - имя ему фашизм".
Гаджи смотрит на светящуюся шкалу приемника, затем на магнитофонные кассеты. Томсон продолжает.
– Мое слово и чек. Потому что у нас с вами общий враг, коммунизм. Мы делаем одно дело, Вильке. Но вы оказались слабаками. Мы выручим вас. Мы не допустим, чтобы владычествовала бредовая идея равноправия. Наша общая цель, Вильке, уничтожить...
Голос Томсона и голос в приемнике прозвучали почти одновременно.
Диктор: "...фашизм".
Томсон: "...коммунизм".
Гаджи замер. Его широко открытые глаза смотрят в одну точку. Гнев, великий и справедливый, закипает в нем.
Из приемника уже
Гаджи выключает его.
А магнитофонные кассеты продолжают свой бег по кругу.
Диктует Томсон:
– И не всякая шваль. Мне нужны люди, которые не боятся ничего на свете. Больше всего они должны любить деньги. Других мне не надо.
– К чему прописные истины?
– обижается Вильке.
– Мы отлично понимаем что к чему.
– Ол райт!
– Меня интересует техника передачи списков.
– Можете выбрать любой способ.
Магнитофон замолчал.
61
Гаджи подошел к телефону, снял трубку, долго держал ее в руке. Все-таки набрал номер.
– Доброй ночи. Мне необходимо вас видеть.
– Вас плохо слышно.
– Но откладывать нельзя ни на день, - он сказал это и положил трубку на рычаг.
– Наверное, неправильно соединили, - сказала Анна Мария, отодвинув от себя телефон.
– Абсолютно правильно, - ответил Фрикке.
– Как жаль, что улетел фон Боргман. Он бы с тобой поговорил по душам. Впрочем, ты еще будешь иметь это удовольствие. Я решил отправить тебя в Берлин.
– Не понимаю?
– Зачем строишь из себя дурочку? Почему ты тайком от меня входишь в контакт с Вильке? Хватит водить меня за нос. Помни, ваш Канарис закончил в петле.
– Ты болван, Фрикке, и у тебя мания предательства.
– Зачем ты встречаешься с человеком, которого сбила машина?
– Я сказала, что ты болван. Добавить нечего, к сожалению.
Анна Мария подошла к окну. Улица, освещенная огнями реклам, была пустынной. Она смотрела на улицу, словно прощаясь с ней навсегда - оставалось слишком мало шансов. Но в то же время вряд ли Фрикке мог доказать обоснованность своих подозрений.
– Не вздумай выкинуться, - предупредил Фрикке.
– Ты не логичен, как женщина. Если мне надо с кем-то встретиться, разве я могу до этого покончить с собой?
Фрикке размышлял.
– Ты встретишься с ним обязательно. В моем присутствии.
Анна Мария повернулась к нему. Она рассмеялась:
– Именно так мы и поступим.
62
В этот день Гаджи нарушил непреложный закон конспирации: пошел на связь вопреки согласию Анны Марии. Он нарушил азбучную для разведчика истину, ибо то, что говорил Томсон, потрясло и ошеломило его. Теперь Гаджи нервничал, ожидая свидания все в том же кафе - за столиком под полосатыми маркизами.
Анна Мария укладывала свой багаж. Вещей было немного: два чемодана, большой и маленький.
– Я сяду за руль, - сказал Фрикке.
– Пожалуйста, - голос Анны Марии был любезным.
"Опель" тронулся.
Гаджи уже перешел на другую сторону улицы. Он перешел сюда потому, что боялся - вдруг машина промчится мимо и Анна Мария не заметит его.
Его заметил Фрикке.
– Твой клиент ждет. Возьмем с собой.
Анна Мария молчала.
– Ты представишь меня своим сообщником, человеком, который заменит тебя, сказал Фрикке.
– Или... Ясно?