Подвиг продолжается

Скворцов Валериан

«С чего это он?» — подумал Алексей и начал издалека.

— Вы сами понимаете, Петр Яковлевич, что ваше положение здесь, как члена бригады коммунистического труда, обязывает вас ко многому. Прошу вас быть со мною откровенным.

— Спрашивайте без предисловий, — хрипло вымолвил тот. Алексей заметил, что его руки с узловатыми пальцами нервно вздрагивают.

— Меня интересует, приезжала ли к вам бывшая сожительница Анна Ивановна Лещева.

— Опять эта гадина! — закричал Шорц неистово. — Так и знал, что она! — Он яростно вскочил со стула,

заметался по кабинету.

Фролов кинулся его успокаивать.

— Ничего, пройдет, — тихо проговорил Русов.

— Сколько это может тянуться! Чего ей надо, гадюке? — продолжал неистовствовать Шорц. — Надо было раньше задушить ее!

— Петр Яковлевич, имейте в виду, — сказал Алексей твердо, — я вас ни в чем не обвиняю.

— А я и не боюсь ваших обвинений! Я ни в чем не виноват! Я честно живу, пусть люди скажут. А что было... Эх! Но сколько же это может продолжаться! То из Ростовского КГБ приезжали, интересовались, то вы опять. А я хочу жить спокойно, никого не трогать и не перед кем не держать ответа!

Мало-помалу Шорц успокоился и сел на прежнее место.

— А при чем тут КГБ? — спросил Алексей после некоторой паузы.

— Она все, змея подколодная. Наговорила им, что я чуть ли не шпион иностранный... Ух, гадина!

— Когда это было?

— Прошлой осенью. Вскоре после того, как отсюда уехала.

— И долго здесь жила?

— Чего ей тут долго делать? Она же в карьер не пойдет работать, не такого полета. Приезжала ко мне: «Давай сойдемся». Хотела сразу в загс потащить. Но я знаю ее, давно раскусил. Наверное, понадобилось фамилию сменить, а там ищи ветра в поле.

— Вещей никаких не привозила?

— Как не привозила. Были при ней вещи, да разве я смотрел? Помнится даже, она хвалилась, что какую-то простофилю околпачила.

— Никому ничего не продавала?

— Черт ее знает. Мне хотела часы подарить. Да я в шею выгнал ее и часы чуть не швырнул об пол.

— А где эти часы?

— Не знаю. Она забрала.

Сообщение Шорца Алексей выслушал с большим вниманием. Он подробно расспросил Шорца о том, куда Лещева уехала, где жила до войны и после войны, есть ли у нее родственники. Но Петру Яковлевичу известно было немногое. Он ушел, тяжело ступая, будто его придавило какое-то горе.

Алексей коротко рассказал Фролову о бывшей жене Шорца, на всякий случай намекнул, что у нее могли быть чужие вещи и не исключено, что она их продавала в Богдановке.

— Это мы, само собой, проверим, — подхватил Фролов, — я поговорю со своими. У меня их тут половина поселка.

Алексей поблагодарил Фролова и, простившись, направился в гостиницу. Беседа с Шорцем окончательно убедила его в том, что Малинина стала жертвой преступных махинаций Лещевой, и он решил возбудить уголовное дело.

...В маленьком домике, именуемом «гостиницей», три комнаты: две для приезжих, а в одной живет «хозяйка гостиницы», как все называют тут пожилую женщину, которая является и заведующей, и уборщицей, и администратором. Остроносая, с остренькими глазками, она не упустит

случая поболтать с приезжими. Как увидела, что Русов уселся на диван, затараторила, будто целый год ни с кем не разговаривала. Да, она помнит, что в прошлом году приезжала высокая черноглазая женщина. Но вот сколько у нее было чемоданов? Один? Два?

Продавала ли Лещева вещи — она не знала, но уверяла, что к высокой женщине заходила молодуха, которую звать Галиной, и они о чем-то шушукались. Живет она на окраине поселка.

Сведения, конечно, не очень достоверные и, может быть, не очень ценные, но все-таки какая-то зацепка есть, и Алексей сразу же ухватился за нее.

Галину он разыскал без особого труда. Та направила Русова к своей подруге Марии, которая, в свою очередь, отослала его к соседке Клавдии. И вот Алексей в тесной хате-мазанке, кое-как заставленной скромной мебелью: две детские кровати допотопного производства, у стены деревянная скамья, небольшой столик и несколько табуреток. Никаких дорогих вещей. Сразу видно: хозяйка одинокая, с детьми, и живет скудно. А вот и она. Худощавая, лет тридцати, с длинными тонкими руками и озабоченным лицом. На вошедшего смотрит недоверчиво.

Алексей знает, что купленные с рук вещи неохотно показывают посторонним — могут оказаться крадеными.

— В прошлом году у приезжей женщины вы купили платье. Покажите его, — говорит Алексей.

Хозяйка смотрит на Русова и часто моргает, словно не понимает, о чем речь. Потом подходит к старенькому сундуку, роется в белье и наконец достает аккуратно сложенное голубое платье. По описи вещей Алексею известно, что у Малининой было такое платье, но это ли?

Русов берет его и начинает рассматривать. Вертит перед глазами и так, и этак, как щепетильная покупательница в магазине «Женская одежда».

— Придется изъять, — говорит он и садится писать протокол.

— Ой, боже мой! — только и может вымолвить хозяйка, всплеснув руками.

Алексей все понимает. Живет женщина без мужа, с детишками, туго ей приходится, кое-как скопила деньжонок и за полцены приобрела обновку. А теперь должна отдать.

Алексей мог бы сказать без всяких сантиментов: «Не покупай краденое», но он этого не говорит. Юридически женщина имеет право предъявить иск к той, которая продала ей краденое, но практически он знает, что хозяйка не получит этих денег. Ей некогда хлопотать, подавать исковое заявление. Да и будет ли еще с кого взыскать?

Как ни жаль эту женщину, а платье пришлось изъять. Тут же Алексей пошел на почту, запаковал его и отправил в Сыртагорск. Пусть предъявят для опознания матери Малининой.

Выйдя на улицу, Алексей увидел Шорца. Высокий, угловатый, он шел от гостиницы через улицу, поднимая сапожищами клубы желтой пыли. Шорц тоже заметил Русова, круто повернулся и стремительно зашагал навстречу.

— А я вас ищу, товарищ начальник. Вчера распсиховался и как дурак лез на стенку, все из памяти вылетело. Ночь не спал и вспомнил. Только никак не могу вспомнить...