Подвиг
Шрифт:
На следующей фотографии был изображен и сам Аратоки Шокаи в парадном мундире возле костра. Подпись говорила: «Увидев, что гибель неизбежна, капитан Аратоки решил пожертвовать собой. Обманув полудиких крестьян напускным равнодушием, он заставил их развести костры, под предлогом, что поведет переговоры со своим командованием об отступлении. При помощи дыма он дал световой сигнал сбрасывать весь запас бомб на него. Бомбы были сброшены. Бандитская армия разбита и сожжена, и — о чудо! — спасся капитан Аратоки».
Пленник и два конвоира были на голом склоне. Вокруг ревели огонь и воздух. Оглохшие люди долго стояли на холме.
Чувствовали
Аратоки хотел крикнуть, но горло его было сухо и сдавлено. От грома он не слышал своих мыслей. Самолеты брили воздух близко над головой. Аратоки поднял руки и понял, что заметить его с воздуха нельзя. Он чувствовал себя одного роста с травой.
«Господи, неужели сейчас придется умереть?..»
Правый конвоир жестоко мял в руке свой карабин. Он хотел крикнуть какие-нибудь слова товарищу. Взрывы гудели в костях, заглушая мысли. Самолеты брили воздух близко над головой. Хотелось спрятаться от них, бежать. Но скрыться невозможно. Ему казалось, что его видит вся эскадрилья. Он чувствовал себя высоким, как дерево.
Вокруг горели леса. Нельзя бежать в Тха-Ду — там жандармы. Повешенный, болтается на дереве Риу.
Левый конвоир жестоко мял в руке свой карабин. Самолеты близко над головой. Буря огня. Внизу, под холмом, все сгорели. Сейчас надо умирать.
— Эхе-эхеээ!..
Он пытался крикнуть слова, но ветер обрывал их тотчас же с губ, превращая в неразборчивый звонкий вопль.
Конвойные стали говорить руками и лицом. Их разговор длился, как странная пляска под гул барабанов, в глазах капитана Аратоки. Движение лица и рук заканчивалось обрывками слов, вырванными ветром.
— …убивать себя.
— …и его… Два…
— ….два патрона есть.
— …колоть.
— …я оставил нож.
— …душить.
— …нет. Меня.
— …я стреляю в твой лоб.
— …да.
— …и потом в себя.
— …прощай!
— …япона нет патрон убить.
— …да.
— …извините меня — левой рукой.
— …извини за труд — меня убивать.
— …извините меня. Прощай!
— …прощай!
Аратоки увидел, как правый конвойный поднял ружье, воткнул дуло в лоб другого и потом себе в живот. Бесшумно, потому что хлопки выстрелов не были слышны в общем гуле, свалились один за другим. Застрелил товарища, потом себя. Теперь капитан ничему не удивлялся. Он стоял на холме…
Затихло.
Он почувствовал боль в коленях, разбитость, сухость во рту, сонливость от страшных превращений дня.
И пошел к вершине холма по дороге к спасению.
Слепой ребенок Ловит пестрых мотыльков. Мама, в сетке маквица!.. Посмотрела: жирный хрущ. Точно так нас ловит смерть,Глава восемнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Привезенный на аэродром в пулеметной кабине бомбовоза, Аратоки все еще был оглушен.
Усталый и отяжелевший, он крикнул денщику: «Сними сапоги!» Свалился на матрац и забыл все. Потом он раскрыл глаза, разбуженный невнятным чувством досады. Посмотрел на часы, лежавшие рядом на полу. Оказывается, он спал четыре часа. Крикнул
«Что-то случилось плохое… Достать другие штаны — все в бензине… Экая ссадина! Ну-ка, надо продезинфицировать… Ай, щиплет!.. Какая беда с правым сапогом!.. Где другая пара?.. Ах, да, я подарил ее тому парню… Пришпилить чем-нибудь?.. Ничего не выйдет… Нет… Никто не может об этом знать… А если поймают мужика, и он все расскажет… Но никто из них не понял моих слов… Кроме того, я могу отречься…»
Аратоки вышел во двор. Сверкала земля. Недавно прошел дождь. Под дальним холмом из ангаров выкатывали черный громадный самолет. Смеркалось. Из дома командира эскадрильи неслось тявканье рояля. Мотив был европейский, игравший показывал некоторую технику, но рояль был зверски расстроен.
«Слышал я крик и слабый плеск, видел пляску струй, дым кирпичных рощ…»«Это, должно быть, госпожа Камегучи упражняется».
Сейчас Аратоки ненавидел весь мир.
Солдат, бежавший через двор со свертком бумаг, — вытянулся и отдал честь. В глазах его Аратоки заметил любопытство, когда он посмотрел на разодранный правый сапог капитана.
— Стой!.. Как отдаешь честь с пакетом? Рожу кверху! Стой! Не сгибай левую руку! Не дыши, как труба! Скажешь, что по моему распоряжению ты — на двое суток.
Так!
Подошел к материальному складу.
— Здравствуйте, капитан-сударь!
— Господин начальник хозяйственной части, я к вам.
— За приварком, как говорится?
— Дело военное, знаете, придется выдать мне новую пару сапог.
— За вами числится одна лишняя, господин капитан.
— Извините, повредил в операции, господин старший лейтенант.
— Придется уж. Подпишите акт об износе сапог.
Разговор был скучный и неприятный. Аратоки чувствовал себя неловко. Начальник хозяйственной части говорил покровительственно и слишком фамильярно улыбался для такого маленького дела, как выдача пары сапог. Невольно и Аратоки делал лишние движения и вежливо смеялся. У него было чувство, что сегодня на операции произошло что-то позорное и весь гарнизон уже об этом знает.
На самом деле Аратоки мог не беспокоиться о паре сапог.
В то самое время как он спал, просыпался, распекал солдата, запивал водой изжогу, извинялся, во всей Японии для него ковалась слава.
Через час после его возвращения начальник гарнизона и подполковник Садзанами проехали в Особую высшую секцию. Еще через два часа пухлый, с губами девочки, телефонист в Фузане, дежуривший в эту ночь на линии, подходил к столу.
— Да… Фузан. А вы?.. Сеул?.. Да. Сеул?.. Да, извините… Дел много, до утра… Плохо спал… Известно наше скромное занятие… Четыре бутылки… Опять та же, что в прошлый раз… Да, могу принять… Нет, господин Суропи, могу принять… Принимаю… Настоящим… Как?.. Сообщаем… Куроводству?.. Как?.. Руководству?.. Да, руководству… Точку зрения командования… высказанную в ините… В инитери… По буквам: Ироха, Ниппон, Таро, Еддо, Ронин. Интервью сотрудникам прессы… Настоящим сообщаем к руководству точку зрения командования, высказанную в интервью, данном генералом бароном Накаяма сотрудникам объединенной прессы по поводу вчерашних событий в Кентаи…