Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
Шрифт:
– Время поджимает, мы должны уже быть на месте, – сказал я. – Нам нужен ваш совет. Где, по вашему мнению, уязвимое место в аббатстве, учитывая повадки захвативших его негодяев?
Монах воскликнул что-то, как мне показалось, на латыни, всплеснул руками и поднял глаза к небу.
– Господь всегда слышит молитвы, – сказал он. – Но я не рассчитывал, что на мою он ответит так скоро. Вы видите перед собой несчастного аббата Алмейхала, которого вышвырнули на улицу дезертиры из трех армий во главе с еретиком-вожаком. О, подумать только, что я потерял!
Голос аббата
– Успокойтесь, сэр, – сказал Барт. – Ставлю девять к четырем, что вы вернетесь в аббатство завтра к вечеру.
– Дело не в моем благополучии, – ответил аббат. – И даже не в моем бедном запуганном стаде. Священные реликвии аббатства остались в руках бандитов.
– Бьюсь об заклад, что разбойникам больше не понадобятся реликвии, – сказал Барт. – Покажите нам наилучший способ попасть внутрь, и мы тут же освободим вашу обитель.
Коротко и толково несчастный аббат рассказал все, что было нам нужно. Но то, что мы узнали, еще более усложнило задачу. Стены аббатства достигали сорока футов в высоту, нижние окна забаррикадированы, всюду были пробиты амбразуры, предназначенные для мушкетного огня. Бандиты соблюдали военную дисциплину, а их часовые настолько бдительны, что рассчитывать на то, что удастся легко захватить их, не приходилось. Требовался по меньшей мере батальон гренадеров и не менее парочки мин. Я задумался, а Барт стал напевать песенку.
– Мы должны попытаться, – заявил он. – Посмотрим, что получится.
Солдаты спешились, чистили лошадей и ужинали. Мы же – с Бартом и аббатом – вошли в таверну, чтобы обсудить наши дальнейшие планы. В моей фляге оказалось немного коньяку. Я разлил его по рюмкам, чтобы чуть промочить горло.
– Маловероятно, – сказал я, – что разбойники знают о нашем приближении. По дороге мы не встретили никого. Мой план заключается в том, чтобы спрятаться недалеко в лесу, дождаться, когда они откроют ворота, и броситься в атаку, застав их врасплох.
Барт согласился, что это лучший вариант из всех. Но, когда мы детальнее принялись обсуждать план атаки, аббат охладил наш пыл, перечислив очевидные трудности.
– Кроме города, вокруг аббатства на расстоянии мили нет ни одного места, которое послужило бы укрытием для человека или лошади, – заметил он. – Что касается горожан, то на них нельзя рассчитывать. Боюсь, сын мой, что ваш превосходный план не имеет ни малейшего шанса на успех.
– Не вижу другого выхода, – не соглашался я. – Конфланские гусары не настолько многочисленны, чтобы я погнал пол-эскадрона на сорокафутовые стены с пятью сотнями разбойников за ними.
– Я человек мирный, – сказал аббат, – но, думаю, сумею дать вам хороший совет. Я неплохо изучил этих негодяев. Кому, как не мне, удалось бы лучше это сделать? Ведь я провел в этом заброшенном месте целый месяц, наблюдая, что происходит в дорогом мне аббатстве. Хочу подсказать, как бы я поступил на вашем месте.
– Умоляем, расскажите, отец, – воскликнули мы одновременно.
– Вам следует знать, что большие группы дезертиров: французов и англичан – продолжают прибывать в аббатство с оружием в руках. Вот и вам бы притвориться
Меня настолько поразила простота идеи, что я обнял доброго аббата. Но у Барта возникли возражения.
– Все это очень хорошо, – сказал он. – Но если эти негодяи настолько проницательны, как вы их описали, то они не впустят к себе просто так сотню вооруженных людей. Что бы я ни слышал об Алексе Моргане, или как там его называют – маршале Миллефлере, ему не отказать в проницательности и здравом смысле.
– Что же, рискнем, – воскликнул я. – Отправим сначала пятьдесят человек и подождем, пока они смогут открыть нам ворота.
Мы обсуждали план атаки очень долго, стараясь предусмотреть каждую мелочь. Если бы на месте двух молодых кавалерийских офицеров находились Веллингтон и Массена, то и они не смогли бы лучше продумать все детали. Наконец, Барт и я, посоветовавшись, решили, что нам следует разбиться на две группы по пятьдесят человек, притвориться дезертирами и проникнуть в аббатство. Один из нас пойдет с первой группой. Вторая группа будет ждать у ворот рассвета, пока те, кто внутри, не откроют ворота. Правда, аббат оставался при мнении, что опасно дробить наши силы. Но, увидев, что мы оба с ним не согласны, уступил нам.
– Лишь один вопрос я хотел бы задать, – пробормотал он. – Если вы сумеете схватить маршала Миллефлера, этого разбойничьего пса, что вы собираетесь с ним сделать?
– Повесить, – ответил я.
– Слишком легкая смерть! – воскликнул капуцин, и в его глазах загорелся зловещий огонек. – Если б только он попал в мои руки… Но что я говорю? Такие мысли не подобают служителю Господню.
Аббат всплеснул руками, словно человек, сознание которого помутилось от горя, и выбежал из комнаты.
Еще один важный вопрос предстояло решить: французам или англичанам достанется честь первыми вступить в аббатство. Клянусь честью, вы просите слишком много у Этьена Жерара в такое время в таком месте. Он никогда никому не уступит! Но бедняга Барт просил так горячо. Что представляли собой несколько потасовок, в которых он принял участие, по сравнению с моими семьюдесятью четырьмя битвами? В конце концов я уступил. Мы едва успели хлопнуть по рукам, как вдруг снаружи раздались крики, шум борьбы и проклятия. Барт и я выхватили сабли, справедливо полагая, что разбойники напали на нас.
Можете представить наши чувства, когда при свете фонаря, который висел на крыльце, мы увидели гусар и драгун, смешавшихся в одну большую кучу. Красные и голубые мундиры, шлемы и кивера виднелись то тут то там. Солдаты беззаветно тузили друг друга. Мы бросились в самый центр схватки, умоляя, грозя, приказывая. В конце концов нам удалось оттащить их друг от друга. Теперь они стояли, выстроившись в две линии, раскрасневшиеся, испачканные кровью, и свирепо смотрели друг на друга. Они дышали тяжело, словно лошади после утомительной скачки. Лишь обнажив сабли, нам удалось удержать их на расстоянии друг от друга. Бедолага-капуцин стоял на крыльце в своем длинном коричневом одеянии и, подняв руки к небу, молил Господа о милости.