Подвиньтесь, босс!
Шрифт:
— Давид, — тихо мычу ему в шею, пытаясь зажаться, но, похоже, он все продумал заранее.
Я не могу свести ноги, потому что между ними огромный ствол поваленного дерева, а снаружи их держит Давид, обвив своими.
— Нет, — пытаюсь выкрутиться, понимая всю непристойность ситуации. Мы на глазах десятка коллег, которым, правда, до нас нет никакого дела, но и мое физическое состояние, не совсем подходит для подобных ласк. Одно дело в душе, другое вот так…
— Ты же хочешь…— не отступает он, уже просунув руку глубже.
— Я так не могу, — хриплю я, понимая, что еще
— Хочешь докажу, что можешь? — едва различимо смеется он, и последним настойчивым рывком дотягивается до клитора и замирает, — просто закрой глаза. Есть только ты, я и удовольствие. Закрой…
Послушно расслабляюсь, отворачиваюсь от света огня к темноте и прижимаюсь щекой к его шее. На задворках разума проскальзывает мольба, чтобы плед, скрывающий наши утехи, не соскользнул в самый неподходящий момент, но не успеваю додумать эту мысль, как голова становится пустой. Теперь важна лишь сладкая истома, растекающаяся по телу от умелых ласковых движений.
Мне так хорошо, что уже плевать на людей вокруг и на месячные. Я просто хочу еще, и мои бедра непроизвольно начинают крутиться.
— Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу, малыш. Ты выдашь нас с потрохами, — сжимает клитор между двумя пальцами, вынуждая замереть.
Но меня хватает только на пару секунд. После, жгучее удовольствие начинает резко нарастать, и я хватаю воздух, цепляюсь за напряженные мужские предплечья, и выгибаюсь, чтобы прочувствовать удовольствие в полной мере.
Крепко, слишком крепко прижимает к себе, чтобы дрожь не выдала моего состояния, а поцелуй заглушает стон, рвущийся наружу. Я едва дышу, я не могу пошевелиться, я будто умерла и вознеслась куда-то в небо, но уже хочу обратно. К тому, кто сможет делать это со мной каждую ночь.
Разжав пальцы, Давид легонько кружит над пульсирующей точкой, продлевая удовольствие. По его тяжелому дыханию ясно, что мужчина на пределе. Расслабленная и будто пьяная, я запрокидываю голову, чтобы взглянуть на него, и вижу перед собой блестящие с поволокой, темные глаза. Довольные, но неудовлетворенные.
Чувствуя, как во мне мало сил, с трудом достаю его руку из своих трусиков, и пытаюсь встать. Меня покачивает, и Давид мгновенно ловит меня, будто я уже лечу.
— Я в порядке, — смеюсь, утыкаясь в его грудь.
— Далеко собралась? — поправляет плед на моих плечах и пристально смотрит в глаза.
— Идем…— беру его за руку и, с трудом перешагнув бревно, увожу его в темноту, подальше ото всех. Чтобы ни одна живая душа не увидела и не услышала нас.
— Лена, что ты задумала?
Не собираюсь ничего отвечать. Без промедления дергаю пояс его спортивных штанов и освобождаю налитый упругий член, стремящийся кверху.
— Лена! — по голосу слышу, что босс в шоке.
Ничего не отвечаю. Смотрю безотрывно в лицо Давида, опускаюсь на колени, беру толстый пенис в руку и, прикрыв глаза, вдыхаю его запах.
Слышу шумное сглатывание. Свободная рука чувствует, как напряжены его бедра. Рот наполняется слюной, будто я оголодала. Сжимаю твердый член в ладони и беру головку в рот. Удовлетворенный выдох
Начинаю ловить ритм, от которого дыхание моего мужчины становится рваным. Его тело полностью напряжено, как и мое. Особенно щеки, язык. Их почти что сводит, но я не хочу останавливаться.
Волосы то и дело падают на лицо, я неловко убираю их, но это не помогает, и Давид сам собирает их в хвост, держит в кулаке. Чувствую себя течной сукой, которую держат за холку, чтобы использовать, и мне срывает крышу окончательно.
Убираю ладонь, которая служила ограничителем внушительной длины члена, и пытаюсь взять его глубже в рот. Истекаю слюной. Она размазана по лобку Давида, по моему лицу, стекает по подбородку. Это так пошло и так заводит, что начинаю бояться своих желаний. Хочется отдаться ему прямо здесь в траве, хочется, чтобы поставил меня на четвереньки и отодрал до звездочек в глазах, но Давид не собирается выпускать из рук мою гриву, и уже заметно управляет моей головой.
Вторая рука ложится на горло снизу. Он будто подбирает подходящий угол, чтобы войти полностью в глотку, и я замираю от внезапного страха. Я никогда прежде такого не делала. Я не смогу.
Но уже через секунду Давид доказывает обратное. Его член погружается в тугое горло, а мой нос упирается в жесткие волоски паха.
Слезы брызжут из глаз, и спазм сотрясает живот и грудь. Мы замираем на секунды, которые длятся вечность, и я успеваю понять, что страх сменяется похотью. Желание дышать и кашлять странным образом трансформируется в тяжелый огненный шар внизу живота.
Сама не понимаю, как в мои легкие врывается холодный воздух. Я хватаю его, чувствую слюни на подбородке и жесткий захват на затылке. А потом снова каменные мышцы живота, куда упирается мое лицо.
Давид держит меня несколько секунд, отпускает, давая перехватить воздух, а потом снова безжалостно проникает на всю длину. Но уже через несколько таких движений, начинает качать в меня точно поршень.
Перед глазами плывет. Я уже ничего не соображаю, только теку, слыша звуки, издаваемые моим горлом. Мои пальцы сами тянутся в трусики. Я пытаюсь ласкать клитор, но там слишком влажно. Пальцы скользят, не давая поймать нужный ритм, и я неистово глажу себя всей ладонью, чтобы добыть удовольствие.
Давид что-то бормочет, не разбираю ни слова, только чувствую, как его тело снова напряглось, замерло, и горячая струя липкого семени стекает по горлу, оставляя за собой жгучую дорожку. Кончаю следом и обнимаю бедро Давида, чтобы не упасть на траву.
Пока пытаюсь отдышаться, Давид нежно гладит мое лицо, убирая прилипшие волоски с щек, со лба. Пытаюсь вернуть контроль над ватными ногами, но без помощи босса я бессильна.
— Дикая кошка, — подтягивает под мышки наверх и целует. Отвечаю с трудом, потому что сводит мышцы лица, — идем в номер. Я с тобой еще не закончил!