Подводная уральская
Шрифт:
Вот такой строгий наказ был вложен в письмо, поступившее на имя командира. Царев-старший подробно рассказывал так же о том, как североморцы топили врага во время войны, просил прочитать письмо перед строем.
С тех пор Владимира словно подменили. Появилось и рвение к службе, и исполнительность. Год минул с тех пор. Хорошо Владимир освоил дизель, стал специалистом второго класса. Назначен командиром отделения. И вот сдает экзамен на первый класс. Недолго он морщил лоб. Улыбнулся: «Разрешите отвечать?» Речь полилась плавно,
ПУТЬ В ОКЕАН
Следующий поход «Челябинский комсомолец» совершил еще более продолжительный. Когда решался вопрос, кого послать, командир соединения долго не раздумывал — конечно же, «Челябинский комсомолец», экипаж которого держит в соединении одно из первых мест, показывая на учениях высокую боевую выучку.
Плавание в океане шло раз и навсегда заведенным порядком. Штурман прокладывал маршрут и строго следил за тем, чтобы не сбиться с курса. Командир ставил то одну, то другую задачу, и экипаж старался выполнить их быстро и точно.
Далеко на юге сверкает солнечной рябью вода. Качки почти нет. Не стонет металл, как в шторм. Не служба — одно удовольствие! А так ли это? В моторном отсеке более 50 градусов выше нуля. Затем корабль погружается, дизели смолкают. Становится еще жарче: вода и на глубине прогрета, и отдать тепло от работающих электромоторов некуда. Ах, как хочется вдохнуть свежего воздуха, подставить лицо соленому ветру!
Спросите: откуда у подводника готовность переносить все тяготы длительного похода, высокая боевая выучка, отличное знание техники? Только ли учебный отряд дал юношам путевку в океан? Нет.
Стойкость, волю воспитали в них комсомол и оборонное Общество. Еще до призыва многие молодые рабочие, колхозники, служащие, соревнуясь за право служить на подводной лодке «Челябинский комсомолец», познакомились с яркой историей Советской Армии и Военно-Морского Флота, приобрели военно-технические специальности в школьных кружках, на курсах и в клубах ДОСААФ, на учебных пунктах.
Итак, путь на «Челябинский комсомолец» и дальше — в океан — у каждого нелегок. Зато служба у многих сразу пошла без сучка и задоринки, потому что каждый был хорошо подготовлен к испытаниям.
— Ну, сынок, до встречи. Служи хорошо, на совесть.
В честь проводов сына Василий Илларионович Неклюдов прицепил на парадный костюм ордена и медали. Сегодня у него особенный день — Владимир уходит служить на подводную лодку «Челябинский комсомолец». Екатерине Кирилловне тоже приятна эта весть: сын будет выходить в море вместе с земляками. Мать, украдкой смахнув слезу, пробует наставлять Владимира: чтобы и командира-то во всем слушался, и на рожон бы не лез, и специальность бы себе выбрал поспокойнее.
— Выберу, — смеется Владимир. — Торпедистом стану.
— Торпедистом?
Екатерина Кирилловна какое-то время завороженно смотрит на сына. Она плохо знакома с флотом. Правда, однажды ей попала на глаза брошюра — купил ее, оказывается, Владимир. Это случилось
— Ишь ты, претендуешь на огневую должность. Что же ты, лучше всех. Пустишь торпеду мимо, по головке небось не погладят.
— Мимо не пустит, — сказал отец. — Стрелять умеет.
— То не считается, — возразила Екатерина Кирилловна. — Умеет из винтовки. А там торпедные аппараты. Техника!
— Это верно, — техника. Но ведь я и с ней знаком, — напомнил сын.
Екатерина Кирилловна хотела еще что-то сказать, но не успела: раздалась команда «Строиться!». Через минуту призывники шли строем по площади Ленина. Остановились. Начался митинг. Владимир внимательно слушал, что говорят с трибуны. «Да, — думал он, — мы постараемся стать хорошими моряками. Не зря соревновались за право служить на корабле уральцев. Это верно, будет нелегко, ну да ведь все мы добросовестно готовились к службе».
Пять лет назад услышал Владимир о «Челябинском комсомольце» и дал слово добиться того, чтобы его послали на эту лодку. И первым, кому он рассказал о своем желании, был отец.
Всю войну Василий Илларионович провел на фронте, был ранен, но, подлечившись, снова возвращался на передовую. Войну он закончил в Берлине. Домой вернулся счастливым от великой Победы, в которой была и его доля.
Женился. Детей не баловал. Старший сын — Владимир — и воды, бывало, наносит, поможет и огород вскопать, и сено сгрести — что скажут родители, то и сделает.
Вечерами дети просят отца рассказать о войне. «Да я же рассказывал. В тот выходной», — напомнит Василий Илларионович.
«Ну, пап, — жалобно тянет младший Сергей — ему всего семь лет, — расскажи еще». И хотя Василию Илларионовичу некогда, он пропагандист и готовится к завтрашним политзанятиям, все-таки на некоторое время откладывает конспект.
— Уж так и быть, расскажу. Вы ведь тоже вроде политкружка, только семейного.
Рассказывает отец все больше о товарищах. О лихом помкомвзвода Андрее Остапчуке, захватившем в плен сразу пятерых вражеских солдат, о санинструкторе Любе — ее фамилию, к сожалению, запамятовал, — вынесшей с поля боя более ста раненых солдат и офицеров.
— Спасла и меня. Случилось это так.
Дети слушают, затаив дыхание. Они гордились не только отцом, но и его однополчанами, которые нет-нет да и дадут о себе знать.
— Ишь ты! — восклицал в таких случаях отец, читая письмо бывшего старшины роты. — Председателем колхоза, значит, избрали? Что ж, поздравляю, человек ты был всегда рачительный.
Он разговаривал так, будто автор письма находился рядом с ним: и языком прищелкнет, и подмигнет, и незаметно усмехнется в усы.
— Дочка, стало быть, родилась? Еще одна! Ну а у меня все тот же комплект: три будущих бойца, да одна сандружинница, — приговаривает отец вслух, кладет на стол лист бумаги, а затем неторопливо пишет ответ.