Подземелья Ватикана
Шрифт:
У него билось сердце, когда он называл швейцару меблированного дома имя Лафкадио Влуики; романисту казалось, что он кидается на путь приключений; но, пока он подымался по лестнице, обыденность обстановки, убогость окружающего оттолкнули его; не находя себе пищи, его любопытство слабело и уступало место отвращению.
В пятом этаже, коридор без ковра, освещаемый только верхним светом с лестницы, в нескольких шагах от площадки делал поворот; справа и слева тянулись закрытые двери; дверь в глубине, незапертая, пропускала тонкий луч. Жюлиюс постучал;
— Если его нет, он скоро вернется, — сказал швейцар.
Дождь лил, как из ведра. Рядом с вестибюлем, против лестницы, находился салон, в который Жюлиюс и решил было проникнуть; но затхлый воздух и безнадежный вид этого помещения отпугнули его, и он подумал, что с таким же успехом он мог бы распахнуть дверь там, наверху, и ждать молодого человека попросту в его комнате. Жюлиюс опять отправился наверх.
Когда он вторично огибал угол коридора, из комнаты, смежной с той, что была в глубине, вышла женщина. Жюлиюс столкнулся с ней и извинился.
— Кого вам угодно?
— Мсье Влуики здесь живет?
— Его сейчас нет.
— А! — воскликнул Жюлиюс с такой досадой в голосе, что женщина спросила его:
— У вас к нему спешное дело?
Жюлиюс, вооруженный только для встречи с неизвестным Лафкадио, чувствовал себя растерянным; между тем, случай представлялся отличный: быть может, эта женщина многое знает про молодого человека; если ее навести на разговор…
— Я хотел у него получить одну справку.
— Для кого?
«Уж не принимает ли она меня за полицейского?» — подумал Жюлиюс.
— Я граф Жюлиюс де Баральуль, — произнес он не без торжественности, слегка приподнимая шляпу.
— О. господин граф… Пожалуйста, простите, что я вас не…В этом коридоре так темно! Потрудитесь войти. — Она отворила дверь. — Лафкадио должен сейчас… Он только пошел… Ах, разрешите!
И, прежде чем Жюлиюс успел войти, она бросилась в комнату, к дамским панталонам, нескромно разложенным на стуле, и, не будучи в состоянии их скрыть, постаралась по крайней мере сократить их.
— Здесь такой беспорядок…
— Оставьте, оставьте! Я привык, — снисходительно говорил Жюлиюс.
Карола Венитекуа была довольно полная или, вернее, немного толстая молодая женщина, но хорошо сложенная и дышащая здоровьем; с лицом простым, но не вульгарным и довольно приятным; с животным и кротким взглядом; с блеющим голосом. Она собиралась куда-то итти и была в мягкой фетровой шляпе; на ней был корсаж в форме блузки, пересеченный длинным галстуком, мужской воротничок и белые манжеты.
— Вы давно знаете мсье Влуики?
— Может быть, я могу передать ему ваше поручение? — продолжала она, не отвечая на вопрос.
— Видите ли… Мне бы хотелось знать, очень ли он занят сейчас.
— Когда как.
— Потому что. если бы у него было свободное время, я бы хотел просить его… исполнить для меня небольшую работу.
— В каком роде?
— Вот как раз… мне бы и хотелось предварительно познакомиться с характером
Вопрос был поставлен без всякого лукавства, но и внешность Каролы не приглашала к обинякам. Тем временем к графу Баральулю вернулась вся его уверенность; он сидел теперь на стуле, очищенном Каролой, и та, рядом с ним, прислонясь к столу, начинала уже говорить, как вдруг в коридоре раздался громкий шум: дверь с треском распахнулась, и появилась та самая женщина, которую Жюлиюс видел в карете.
— Я так и знала, — сказала она. — Когда я увидела, как он вошел…
И Карола, тотчас же отодвигаясь от Жюлиюса:
— Да вовсе нет, дорогая моя… Мы разговаривали. Моя подруга, Берта Гран-Марье; граф… извините! Я вдруг забыла ваше имя!
— Это неважно, — ответил Жюлиюс, немного стесненный, пожимая руку в перчатке, протянутую ему Бертой.
— Представь и меня тоже, — сказала Карола…
— Послушай, милая: нас ждут уже целый час, — продолжала Берта, представив свою подругу. — Если ты желаешь беседовать с графом, возьми его с собой: у меня карета.
— Да он не меня хотел видеть.
— Тогда идем! Вы пообедаете с нами сегодня?..
— Я очень жалею…
— Вы меня извините, — сказала Карола, краснея и спеша увести приятельницу. — Лафкадио должен вернуться с минуты на минуту.
Уходя, женщины оставили дверь открытой; неустланный ковром, коридор был гулок; образуемый им угол не позволял видеть, не идет ли кто; но приближающегося было слышно.
«В конце концов, комната расскажет мне даже больше, чем женщина, надеюсь» — подумал Жюлиюс. Он спокойно приступил к осмотру.
Увы, в этой банальной меблированной комнате почти не на чем было остановиться его неопытному любопытству.
Ни книжного шкафа, ни рам на стенах. На камине — «Молль Флендерс» Даниеля Дефо, по-английски, в дрянном издании, лишь на две трети разрезанном, и «Новеллы» Антонио-Франческо Граццини, именуемого Ласка, — по-итальянски. Эти книги заинтересовали Жюлиюса. Рядом с ними, за бутылочной мятного спирта, его в такой же мере заинтересовала фотография: на песочном морском берегу — уже не очень молодая, но поразительно красивая женщина, опирающаяся на руку мужчины с сильно выраженным английским типом, изящного и стройного, в спортивном костюме; у их ног, сидя на опрокинутой душегубке, — коренастый мальчик лет пятнадцати, с густыми и растрепанными белокурыми волосами, с дерзким лицом, смеющийся и совершенно голый.
Взяв в руки фотографию и поднеся ее к свету, Жюлиюс прочел в правом углу выцветшую надпись: «Дуино, июль 1886», которая ему мало что говорила, хоть он и вспомнил, что Дуино — небольшое местечко на австрийском побережьи Адриатики. Покачивая головой и сжав губы, он поставил фотографию на место. В холодном каменном очаге ютились коробка с овсяной мукой, мешочек с чечевицей и мешочек с рисом; немного дальше, прислоненная к стене, стояла шахматная доска. Ничто не указывало Жюлиюсу на то, какого рода трудам или занятиям этот молодой человек посвящает свои дни.