Подземная пирамида

Леринц Ласло Л.

– Тем, что мы не умеем обращаться с прибором. Он работает плохо, со сбоями. Информацию передавал сумбурно. Треск свидетельствовал и о том, что вольтова дуга, правда, может заставить его функционировать, но так, как если бы, скажем, в очень сложный авиационный двигатель залили низкооктановый бензин. От этого двигатель быстро выйдет из строя.

– Поэтому-то вы и прекратили…

– Поэтому. Даже… больше нельзя проводить на нем опыты. И так неизвестно, может быть, мы уже причинили ему непоправимый вред.

Я подошел к нему и обнял за плечи.

– Мы должны были

это сделать. Никое. Это было в наших же интересах. Он угрюмо кивнул.

– Не спорю… По крайней мере, теперь мы знаем, что не сошли с ума. Хотя… я и до того был совершенно уверен в этом. Но больше никогда мы не должны действовать силой… Вплоть до тех пор, пока…

– Пока?

– Ты сам хорошо знаешь, – пробурчал он и замолк. Я вернулся к своему креслу и сел. Я ожидал, что, как уже не раз бывало, вспыхнет спор. Но сейчас, как ни странно, ни у кого не было охоты спорить. Все лишь сидели молча, опустив головы, словно вольтова дуга их парализовала.

Наконец Розалин да нарушила молчание.

– Мистер Йеттмар… Вы переводили текст… Что может означать «оги», «кер», «хору», в общем – то, что было слышно сквозь шум? Это нормальная речь или тот странный разговор?

– Очевидно, последнее.

– Вы можете сказать, что бы это значило? Йеттмар молча покачал головой. Хальворссон уставился куда-то вдаль, потом медленно повернулся к Розалинде.

– Я знаю… Только не смейтесь.

– Давайте же!

– Собственно, не то, что знаю, но… Это были как будто числа.

– На чем вы основываетесь?

– На датской телевизионной хронике.

Мы ошарашенно воззрились на Хальворссона.

– На телевидении? – остолбенела Розалинда. – Что вы имеете в виду. Кнут?

– Сейчас объясню, – сказал великан, и голос его был непривычно серьезным. – Вы знаете, что мне все это напомнило?.. Представьте себе, что к старту готовится ракета. Ее двигатели гудят: экипаж проверяет работу двигателей. Грохот то меньше, то сильнее, в зависимости от того, как пилот подает топливо. А потом начинается обратный счет: Оги… Кер… Хору! Пилот в кабине повторяет числа, затем раздается жуткий грохот, и космический корабль отправляется к звездам… Ну, вот это оно мне и напомнило!

Его слова были встречены гробовой тишиной.

Датчанин вытер лоб и тихо продолжил:

– Следующее изображение показывает уже звездное небо… красный диск – это, вероятно, неизвестный мир, откуда стартовал космический корабль. Потом долгий-долгий путь через звезды и Африка с высоты… Это вам ничего не говорит?

Тут Розалинда встала, обняла меня за шею, и чихать ей было на то, что скажут остальные.

– О, Петер, – шепнула, или, вернее, простонала она, привалившись к моему плечу. – Я боюсь… я чувствую какую-то необъяснимую опасность… Петер. Не лучше ли все это бросить? И совсем… навсегда забыть?

Никто не сказал ни слова, вселишь смотрели в замешательстве кто перед собой, а кто на ковер.

– Петер… ведь этот Иму… эти Рут, Map и… Дему… О, Петер!

– Что же они, дорогая? – погладил я ее по руке. Она печально покачала головой.

– Я мало разбираюсь в истории… еще меньше в египтологии… но…

– Но?

Она

прижалась лицом к моему лицу, и в ее глазах блестели слезы.

– Они… они… не земные люди, Петер! 26 октября После двух бессонных ночей мы снова собрались у меня в кабинете. У всех под глазами обозначились темные круги: отметины часов бодрствования. Две ночи потребовалось мне, чтобы решение созрело.

– Я не хочу прибегать к громким словам, коллеги, – начал я. – Каждому совершенно ясно, о чем идет речь. Мы и раньше подозревали, что благодаря случайности напали на след некоей суперкультуры. Только тогда мы полагали, что эта культура земного происхождения. Теперь мы уже знаем, что это не так… Есть у кого-нибудь сомнения или возражения?

Никто не шелохнулся.

– А это меняет все дело. Я хочу задать вопрос. Кто считает, что мы должны передать информацию в другие руки? Этот случай ведь давно уже вышел за рамки компетенции египтологии. Это, может быть, самое великое открытие в мире с тех пор, как человек спустился с дерева. Впервые открылась возможность установить контакте внеземной цивилизацией. Я думаю, мы просто не в состоянии понять по-настоящему, что это может означать. Имеем ли мы право оставить эту тайну себе? Вот в чем вопрос!

Действительно, это была трудная и требовавшая решения проблема.

Хальворссон улыбнулся.

– Вы еще не решили, Петер?

– Я-то да. И я знаю, что бы я сделал, если бы мог решать в одиночку. Но я не могу решать в одиночку. Вы мои сотрудники. Мое мнение – это лишь один голос из многих.

Селия вступила в разговор:

– Мы уже голосовали однажды, Петер,,. Пусть не об этом, но о похожем. И тогда тоже вопрос заключался в том, можем ли мы оставить эту тайну себе. И какой мы сделали выбор? Что это все-таки наше дело. Дело человечества, а мы тоже часть человечества. И если сейчас мы все откроем? Речь уже давно идет не о том, кто первым раскопает подземную пирамиду, а о том, какое все это будет иметь значение для человечества.

– Вы можете решить? – спросил Осима. Селия потрясла головой.

– Я нет. Но они решат…

– Кто? – недоуменно поднял голову Карабинас.

– Те, кто спустился к нам с неба. Иму и остальные.

– Но ведь Иму мертв, и остальные тоже!

– Тогда решат те, кто еще не умер.

– Это не совсем ясно…

– Что не ясно? Речь идет просто о том, что мы должны выполнить программу, завещание Иму. Средства для этого в наших руках. Мы можем сделать все, что только захотим. Я считаю, что это единственно возможное решение.

Я снова почувствовал, что обязан вмешаться.

– Спокойно, только спокойно, – поднял я вверх указательный палец.

– Итак, мисс Джордан предлагает, чтобы мы выполнили программу. Хорошо. А принятие решения мы потом предоставим тем, кто родится в соответствии с программой. А не дерзость ли это? Безответственно поставить на карту судьбу человечества? Ведь мы даже не знаем, кто они такие. А если они со своей мощной суперкультурой уничтожат человечество или, по крайней мере, обрекут его на рабство? Это, к сожалению, тоже не исключено…