Подземное время

де Виган Дельфин

Смерть Филиппа – это потеря, к которой она себя приучила. С которой она научилась жить.

Филипп – это недостающая часть ее самой, ампутированная конечность, которую она по-прежнему явственно ощущает.

Сегодня при мысли о смерти Филиппа у нее больше не перехватывает дыхание.

В тридцать лет она пережила смерть своего мужа.

Сейчас ей сорок, и один ублюдок в костюме-тройке поджаривает ее жизнь на медленном огне.

Глава 22

Матильда выпила свой кофе и оставила деньги на столике. Оказавшись на улице, она подняла голову к небу и постояла

так минуту, наблюдая, как быстро и бесшумно по нему бегут облака.

На какой-то миг она подумала: что, если ей сейчас пойти к метро? Не возвращаться в контору? Вернуться домой, задернуть шторы, лечь на кровать.

Она заколебалась. Ей показалось, что ее силы совсем на исходе.

И все же она направилась вновь по своему утреннему маршруту, дошла до здания, проскользнула во вращающуюся дверь. Взяла еще один стакан кофе у автомата, подумав, что пьет его слишком много, поднялась на лифте, миновала стеклянные стены. Вдалеке послышался голос Жака, но она не стала смотреть. Матильда прошла через весь коридор, пока не достигла своего нового кабинета. Сняла жакет, села. Подвигала мышью, чтобы заставить включиться компьютер.

В ее отсутствие кто-то положил ей на стол CD-ROM, содержащий ее персональные данные.

Она всего лишь маленький стойкий солдат. Уставший, хромой, нелепый.

Ей не хотелось становиться трусом. Уступать свои земли. Ей хотелось выстоять, продолжить смотреть открытыми глазами. Бессмысленное проявление гордости, или храбрости, но она хотела бороться. Одна.

Теперь она знает, что ошиблась.

На нетронутом блоке бумаги для записей Матильда набрасывает список дел, которые ей необходимо выполнить, чтобы занять время. Позвонить в железнодорожную службу и забронировать билеты на поезд на каникулы; посмотреть сайт «World of Warcraft», чтобы уточнить правила игры; сделать заказ в «Ля Редут»; отправить электронное письмо в жилищную контору по поводу велосипедной парковки, от которой ни у кого нет ключей.

Ей надо продержаться до шести часов вечера.

Даже если ей нечем заняться. Даже если все это не имеет никакого смысла.

Матильда достает из кармана Рыцаря Серебряной Зари и кладет перед собой.

Когда компьютер перешел в режим ожидания, экран превратился в аквариум. Разноцветные рыбки ударяются о стекло, меняют направление, плывут то в одну сторону, то в другую. Неутомимо. Они пересекаются, задевают друг друга, выпускают изо рта тонкие пузыри. Они не выглядят страдающими.

Возможно, в этом все дело – в их бессознательности.

Жизнь в стеклянном сосуде возможна, лишь пока все идет гладко, когда нет встрясок и волнений.

Затем однажды по воде проходит рябь. Сначала это незаметно. Лишь легкая пелена. Со дна поднимаются едва видимые глазу частицы ила. Но что-то бесшумно рушится. Никто не знает, что именно. А потом начинает не хватать кислорода.

А затем одна из рыб сходит с ума и начинает пожирать остальных.

Глава 23

Когда Тибо вернулся к своей машине, лобовое стекло украшал протокол, подрагивавший на ветру. Он зашел в ближайшее кафе; его сразу же оглушил шум, так что он несколько секунд колебался, идти ли дальше. Заказав сэндвич у стойки, он отправил SMS

Розе, предупреждая, что берет двадцатиминутный перерыв.

Тибо уселся на свободный стул и отключил телефон.

Он чувствовал себя усталым. Ему захотелось, чтобы какая-нибудь женщина обняла его. Ничего не говоря, хоть на мгновение. На пару секунд получить отдых, ощутить опору. Почувствовать, как уходит напряжение. Иногда он хочет, чтобы появилась женщина, которую он мог бы спросить: ты можешь меня полюбить? Со всей моей прошлой, полной усталости жизнью? Женщина, которой были бы знакомы и головокружения, и страх, и радость.

А сам он мог бы полюбить другую женщину?

Теперь.

Может ли он желать другую женщину: ее голос, ее кожу, ее запах? Готов ли он еще раз все начать сначала? Эта игра во встречу, игра в обольщение, первые слова, первый физический контакт, губы и затем соитие… Есть ли у него еще силы на все это?

Что, если, напротив, он чего-то лишился? И отныне именно этого «чего-то» ему недостает, не хватает?

Начать заново. Еще раз.

Но возможно ли это? И имеет ли это смысл?

Рядом с Тибо, не присаживаясь, обедает какой-то человек в строгом костюме, одновременно листая газету. Тибо хочется закрыть глаза, перестать слышать, отрешиться от всего, пока нечто внутри него не придет в равновесие, нечто, что он больше не в силах сдерживать.

– Да знать бы мне самой, что это значит – быть вместе, во что это может вылиться, да еще в моем возрасте, на что это похоже, и вдобавок все эти убогие интрижки, которые хвостом тянутся за тобой, ты понимаешь?

Тибо повернулся к женщине, что сидит рядом. Сперва он решил, что она разговаривает сама с собой, затем увидел, что на ухе у нее закреплен наушник, а напротив губ подрагивает микрофон. Она говорит все громче, безразличная к бросаемым на нее взглядам.

– Нет, в это я больше не верю. Вот именно, все так и есть! Я в это больше не верю. У меня нет ни малейшего желания пускаться куда-либо на этом корабле, вот так. Потому что меня тошнит, представь себе, меня тошнит от моря, да, я его боюсь, ну, хорошо, если ты так хочешь, но что дальше? Иногда страх – лучший советчик. Я… Что?

Скрестив ноги и выпрямив спину, уперев каблук в стальную поперечину, она чудом удерживается на высоте барного стула. Мобильный телефон лежит перед ней. Она смотрит на свой пустой стакан и говорит, сопровождая свою речь жестикуляцией, абсолютно равнодушная ко всему, что ее окружает.

Тибо хочется дотронуться рукой до плеча этой женщины, чтобы привлечь ее внимание. И сказать ей: да заткнитесь вы, все слышат только вас.

За его спиной отзвуки десятков разговоров смешиваются со звоном столовых приборов и шумом передвигаемых стульев. За его спиной чокаются, смеются, жалуются.

Тибо хочется остаться одному. Ему одновременно и холодно и жарко. Возможно, у него начинается мигрень (не наверняка, но скорее всего это оно). Он как-то странно ощущает свое тело – словно это пустырь, заброшенная земля, тем не менее накрепко связанная с окружающим хаосом. Его тело словно находится под давлением, готовое в любую минуту взорваться. Город гнетет, душит его. Он устал от его непредсказуемости, от его бесстыдства, от его фальшивых связей. Он устал от его притворного воодушевления, от его обманчивой пестроты. Город есть сплошная оглушающая ложь.