Подземное время
Шрифт:
Ей хотелось бы, чтобы на эти вопросы отвечали двое.
Чтобы ответ держала пара, если быть точной.
Но она одна, и потому отвечает только своим голосом. Голосом приглушенным, уменьшенным наполовину. Ее сыновья растут; им не хватает отца. Его мужского присутствия, его особенного взгляда на мир, его опыта.
Она – женщина, оставшаяся с тремя мальчиками, которые не перестают расти, меняться, преображаться. Она одна перед лицом их особости.
Прошло десять лет с тех
Десять лет.
Смерть Филиппа стала частью ее. Она отпечаталась в каждой клетке ее тела. О ней помнят ее кровь, ее кости, ее внутренности. О ней помнят ее чувства. Тот весенний день, залитый солнцем. Бледный шрам, почти слившийся с кожей.
В первый раз после рождения близнецов они отправились на уик-энд без детей. Только вдвоем. Тео и Максиму только что исполнился год. Целый год разорванных, сомнамбулических ночей, овощных пюре, подогретых бутылочек, целый год, изо дня в день: загрузить стиральную машину, развесить белье, и вновь толкать переполненную тележку по переходам супермаркета.
Оставив трех мальчиков у родителей Филиппа в их доме в Нормандии, они ехали к морю. Оба они были на пределе своих сил. Матильда забронировала номер в отеле в Онфлере. Филипп вел машину, а она задремала, усыпленная мельканием деревьев вдоль дороги.
А потом грохот, пронзительный визг шин по асфальту, похожий на стон, разорвал оцепенение сна. Когда Матильда открыла глаза, они стояли посреди поля. Они съехали с дороги. Передняя часть машины, там, где находились ноги Филиппа, была смята. Вся нижняя часть его тела, до талии, исчезла под грудой жести.
Филипп был в сознании. Боли он не испытывал.
Они успели проехать десять или двенадцать туннелей, а потом врезались в дерево. Об этом Матильда узнала позднее.
Она огляделась вокруг: деревья, поля, насколько хватает взгляда. Ее бросило в дрожь, дыхание перехватило, в ней бесшумно нарастал ужас.
И вот, они не едут больше в отель. Не будут ужинать в ресторане, не проведут несколько часов, лаская друг друга под одеялом. Им не придется поваляться в постели. Отправиться под душ, а потом выпить вина глубокой ночью.
Они находились здесь, бок о бок, посреди пустоты. Что-то страшное обрушилось на них. Что-то непоправимое.
Матильда провела рукой по лицу Филиппа, по его шее. Дотронулась пальцами до его рта. Его губы были сухими; он улыбнулся.
Филипп сказал, чтобы она отправилась за помощью. С дороги их совсем не видно.
У Матильды заплетались ноги и стучали зубы.
Дверцу с ее стороны заклинило, ей пришлось поднажать. Матильда вышла из машины, обошла ее кругом, пока не оказалась на стороне Филиппа. Глядя на него сквозь стекло, на его колени и бедра, поглощенные металлом, она на мгновение засомневалась. Все казалось таким спокойным.
Она обернулась в последний раз и пошла прочь. Нахлынувшие рыдания разрывали ей горло; она шагала, пока не достигла насыпи, потом карабкалась
Когда она вернулась к мужу, он уже был без сознания.
Три дня спустя Филипп умер.
Матильде только что исполнилось тридцать лет.
Она плохо помнит последующие месяцы. Время, проведенное под наркозом, ампутированное, не принадлежащее ей. Оно существовало отдельно от нее. Выскользнуло из ее памяти.
После похорон Матильда с мальчиками переехала к своей матери. Она глотала таблетки, белые и синие, разложенные по дозировке в прозрачной упаковке. Целые дни проводила в постели, уставившись глазами в потолок. Или простаивала в своей комнате, где она жила еще девочкой, прислонившись спиной к стене, не в состоянии присесть. Или часами сидела скрючившись под горячим душем, пока за ней не приходила мать.
По ночам, в тишине, она ощупью пробиралась в комнату сыновей, чтобы посмотреть, как они спят. Или даже устраивалась на полу рядом с ними. Дотрагивалась рукой до их тел, приближала лицо к их ротикам, пока не ощущала их дыхание.
Так она набиралась сил.
Ей казалось, что она могла бы провести вот так весь остаток своей жизни. Под материнской опекой. Укрытая от мира. С единственным занятием – вслушиваться, как пульсирует ее боль. А затем, однажды, она испугалась. Испугалась, что превращается в ребенка. Что больше не сможет уйти.
Тогда, мало-помалу, она снова началась учиться. Учиться всему – есть, спать, заниматься детьми. Она выбралась из бездонной пропасти оцепенения, где время сгустилось.
В конце лета Матильда наведалась в свою квартиру. Навела порядок, перебрала одежду, вынула все из шкафов. Вещи Филиппа она отдала в «Эммаус»[3], себе оставила только его диски, серебряное кольцо и записные книжки в переплете из чертовой кожи. Нашла другую квартиру и переехала туда. Симон пошел в школу. Матильда стала искать новую работу.
Несколько месяцев спустя она впервые встретилась с Жаком. После трех собеседований он принял ее на работу. Ее мать каждый день приходила приглядывать за Тео и Максимом, пока Матильда не смогла определить их в ясли.
Она снова начала работать. Она садилась в RIVA, разговаривала с людьми, каждое утро отправлялась туда, где ее ждали, состояла на службе, высказывала свое мнение, обсуждала погоду, стоя возле кофе-машины.
Она жила.
Они были счастливы, они с Филиппом, они любили друг друга. Ей выпала эта удача. Те годы отпечатались на ее теле. Смех Филиппа, его руки, его ласки, его глаза, блестящие от усталости, его манера танцевать, ходить, брать детей на руки.
Сегодня смерть Филиппа уже не отзывается болью.