Поджигатели (Книга 1)
Шрифт:
Не дослушав концерта, он уехал.
Он с удовольствием вошел в прохладный номер гостиницы, снял размокший воротничок и подошел к окну. Оно выходило на площадь, за которою возвышалась стена Кремля.
Уэллс старался разобраться в своих впечатлениях. Свойственное его характеру саркастическое упрямство мешало ему признаться, что даже этих двух дней в Москве было достаточно, чтобы зачеркнуть все, что он записал после приезда из России в 1920 году. То, что представлялось ему тогда "электрической утопией", можно было теперь видеть, трогать руками.
Каким легкомыслием казалось ему теперь его собственное заявление о том, что "марксистский
Он переменил воротничок и пошел в ресторан. Зал был пуст. В ярком свете люстр столики на голубом ковре сверкали хрусталем и белизною накрахмаленных скатертей, как льдины в море. Было очень тихо. Ковер и деревянные панели стен поглощали звуки.
В дальнем углу Уэллс увидел знакомого английского журналиста. Он сидел с немцем, которого Уэллс тоже знал. Уэллсу не хотелось пустой болтовни, и он направился было к другому столику, но англичанин уже встал и отодвинул для него стул. Уэллс - в Москве! Это было хорошим товаром для журналиста.
Пришлось сесть. Однако усталый вид Уэллса говорил о том, что его не легко будет расшевелить. Вероятно, поэтому англичанин вернулся к прерванному разговору с немцем.
– Я делюсь основными положениями статьи, посланной вчера в мою газету, - пояснил он Уэллсу.
Уэллс равнодушно посмотрел на него: ему было совсем не интересно знать, что думает этот человек.
Однако после первых же фраз он невольно стал прислушиваться. Англичанин говорил немцу:
– Японии предназначено сыграть очень большую роль в будущности Востока. Я убежден: она пойдет к своему назначению с непоколебимой решимостью. Я всегда считал ошибкой прекращение нашего союза с Японией.
– Мне кажется, Саймон совершенно прав, - сказал немец.
– Англия должна гарантировать только одну границу - французскую. Тогда мы, немцы, могли бы взять на себя наведение порядка в Восточной Европе.
– Именно так и должно быть!
– подтвердил англичанин.
– Франции не следует давать возможности сговориться с Москвой. Мы с вами должны общими усилиями убедить мир в том, что пора покончить с попытками организации пресловутого блока "белых". "Желтая опасность" для Европы - воображаемая опасность. Если гарантировать от японских аппетитов наши восточные воды, то мы ничего не имели бы против того, чтобы развязать японцам руки на дальневосточной границе Советов.
– Вполне разумно, - согласился немец.
– Конечно, если бы до того нам дали возможность вооружиться.
– Вам ее дадут. В Англии достаточно людей, которые понимают, что между нашей Европой и Дальним Востоком расположен политический и экономический резко антагонистический организм. Нужно договориться
– Является ли это лишь вашим личным взглядом?
– Так думают влиятельные лица в Англии, - с важностью заявил журналист.
– Один из них сказал мне: "Япония может довести корейско-маньчжурокую границу до Ледовитого океана и аннексировать дальневосточную часть Сибири, при условии, конечно, что наши интересы будут обеспечены, например, ленскими золотоносными землями. Союз Англии и Франции сделает невозможной немецкую экспансию на запад. Мы откроем ей дорогу к России".
– Очень, очень разумные мысли!
– воскликнул немец.
– Почти так же говорится и в книге фюрера!
Уэллс с раздражением постучал ножом по тарелке, подзывая официанта.
Англичанин быстро взглянул на него и понял, что нужно переменить тему.
– Говорят, вы были сегодня в Кремле?
– спросил он писателя.
Уэллс пробормотал что-то неразборчивое и, отодвинув стул, встал. Стул зацепился за ковер и упал. Уэллс, не оборачиваясь, вышел из ресторана.
Немец смотрел ему вслед с удивлением.
– Он всегда всем недоволен!
– насмешливо произнес англичанин.
– Если бы мы с вами хвалили большевиков - он стал бы их бранить. Таков характер.
– Очень странный характер, - сказал немец.
– Просто дурной характер, - желчно согласился англичанин.
В коридоре своего этажа Уэллс столкнулся с Паркером. Уэллс не сразу узнал американца, хотя его красное лицо показалось Уэллсу отдаленно знакомым.
– Не узнаете?
– улыбнулся Паркер.
– Мы встречались в Лондоне.
– А! Вспоминаю: вы еще собирались в Китай, "который нечто вроде России".
– Прекрасная память, сэр!
– Это профессиональное - запоминать глупости. Они всегда могут пригодиться, - сказал Уэллс и скрылся за дверью своего номера.
Он не успел сбросить пиджак, как позвонили от портье; прибыл нарочный с пакетом из Кремля.
Уэллс нетерпеливо разорвал конверт. Это была объемистая стенограмма утренней беседы в Кремле. Как ни странно, но только что слышанное в ресторане освещало беседу новым, неожиданным для Уэллса светом: теперь сличить собственные записи, относящиеся к встрече, с точной записью кремлевского стенографа. Правда, стенограф не отразил ни выражения лиц собеседников Уэллса, ни их интонаций, но все это достаточно крепко держала память писателя.
"Так, - подумал Уэллс, - посмотрим же, как тут записано мое "выступление". Быть может, я сказал что-нибудь, чего вовсе не собирался говорить. Это бывает, когда волнуешься..."
Он принялся просматривать стенограмму:
"...Я недавно был в Соединенных Штатах, имел продолжительную беседу с президентом Рузвельтом и пытался выяснить, в чем заключаются его руководящие идеи... Поездка в Соединенные Штаты произвела на меня потрясающее впечатление. Рушится старый финансовый мир, перестраивается по-новому экономическая жизнь страны. Ленин в свое время сказал, что надо "учиться торговать", учиться этому у капиталистов. Ныне капиталисты должны учиться у вас постигнуть дух социализма. Мне кажется, что в Соединенных Штатах речь идет о глубокой реорганизации, о создании планового, то-есть социалистического, хозяйства. Вы и Рузвельт отправляетесь от двух разных исходных точек. Но не имеется ли идейной связи, идейного родства между Вашингтоном и Москвой?.."