Поединок. Выпуск 2
Шрифт:
— Вот и добре. Свистните трижды, встретим.
— Ну, счастливо, мужики. Идите, народ поднимайте. Скоро увидимся.
— И то пора. Не ровен час, — заторопился Устин.
Оба они тепло и с надеждой пожали руки Ратникову с Быковым, попросили особо не задерживаться. Егор с завистью посмотрел еще раз на лишний автомат за спиной у Быкова, и они, поклонившись в сторону хутора, неслышно скрылись в зарослях.
— Значит, мы и есть партизаны, старшой, в этих краях? — сказал Быков, наблюдая за хутором.
— Значит, мы, боцман. Пока, выходит,
— Есть смысл, — согласился Быков. — А с хутором как? Уйти, что ли, бросить все? Они же сами на мушку просятся. Поле голое перед нами, полезут — хорошая встреча произойдет.
— И все-таки лучше уйти незаметно, — с сожалением вздохнул Ратников. — Сядут на хвост, не уйдешь. Если бы налегке, еще ведь Маша со шкипером.
С хутора между тем доносились тревожные женские голоса.
Немцы с автоматами на изготовку охватывали кольцом толпу.
— Кажется, пожар затевают, — сказал Быков. — Гляди!
К ближней хате под соломенной крышей, отделившись от кольца автоматчиков, не спеша направился солдат с факелом в руке. Толпа, словно бы еще не веря в происходящее, замерев, следила за ним. Отсюда пламя было едва приметно в ярком солнечном свете. Солдату оставалось не больше десяти шагов. Толпа опять заволновалась, заголосила.
— Что делают, а? — взвинтился Быков. — Нет, ты видишь, что эти сволочи хотят сделать!
И вдруг сзади затрещали кусты, раздался за спиной приглушенный выкрик Устина:
— Милые, родные, не дайте! Снимите паразита!
Устин подбежал, упал рядом с Быковым, взмолился:
— Вовек не забуду! Кровная хата... Не дай запалить, не дай!
— Ты что, старик, очумел? — обернулся Ратников. — Засекут, все пропадем!
— Сними, сними поджигателя. До смерти не забуду! — не слушая его, умолял Устин.
Быков почувствовал, как загудело в голове от напряжения. Он слышал голос Ратникова, но не понимал, что тот говорит, хотя ясно различал все от слова до слова. Он еще не знал, не решил, что станет делать, а палец уже сам лег на спуск.
— Сынок! Христом богом молю, — теребил Устин. — Стрельни! Запалит сейчас, пропадет хата.
— Уходи, старик! Уходи, слышишь?
— Да это ж все одно что кровь живую пустить. На колени встану: не дай!
«Нельзя же, нельзя стрелять!» — лихорадочно думал Быков, а сам целился в факельщика. Тому оставалось три-четыре шага. Через поле долетали пронзительные, истошные голоса женщин. Быков краем глаза уловил страдальческий, нетерпеливый взгляд Устина, прошептал:
— Нельзя, понимаешь! — И рванул спусковой крючок.
Прозвучал выстрел. Ратникову показалось, будто из корабельного орудия ударили. Солдат с факелом замер, точно споткнувшись обо что-то, попятился назад, к толпе и, неуклюже
— Теперь один черт! — обозлившись, крикнул Ратников. — Давай!
Они ударили оба. Но было непонятно: то ли немцы успели залечь, то ли пули достали их. Резкая автоматная очередь прострекотала в ответ. Толпа с криками рассеялась, хутор мигом опустел.
— Выручил, родной! Какое же спасибо тебе сказать? — ликовал Устин, благодаря Быкова. — Поклон хоть низкий прими.
— Какого черта! Зачем вы вернулись?! — Быков обжег его таким взглядом, что старик отшатнулся.
— Оглянулись, а он с факелом... К моей хате, — оправдывался Устин. — Да нешто можно...
— Все равно сожгут!
— Знамо дело, — растерянно согласился Устин. — Да ведь на глазах-то. Разве стерпишь: сколько сил в нее вложено.
— А твоя хата которая? — сдерживаясь, спросил Быков у Егора. — Может, и твою...
— Следом стоит, соседи мы, — виновато ответил Егор. — Соседями жили, соседями сгорим, соседями, может, и в землю ляжем. Не гневись.
— Вот что, мужики, — с досадой произнес Ратников. — Бестолково вышло, да сделанного не поправишь. — И уже тоном приказа произнес: — Все! Жмите во всю на Соленое. Мы, как и условились, завтра придем. А сейчас, — кивнул на уже появившихся за огородами немцев, — эти курортники сюда полезут. Жарко будет. Прикроем вас. Ну, счастливо!
— А может, нам того, с вами? — засомневался Егор.
— Идите!
— Ну, значит, до завтраго, — виновато-покорно кивнули мужики и тут же скрылись — лишь кустарник ворохнулся следом.
— Чепуха получилась, боцман, — сердито сказал Ратников, зорко следя за полем. — Один черт хутор спалят. Как же ты?
— Будто не я выстрелил, — оправдывался Быков. — Не соображал ничего.
— Ну, теперь осталось одно, другого нет: дадим бой сейчас, хороший бой! А потом — на стоянку. Заберем Машу со шкипером — и к Соленому озеру.
— Принято, старшой. Ты уж прости, погорячился я... Ишь как крадутся, согнулись в три погибели и перебежками. Ну, идите, идите. — Быков нетерпеливо заерзал, прилаживаясь поудобнее. — Метров восемьдесят осталось. Пора. А то повернут назад — подумают, никого здесь нет. Упустим.
— Не повернут, — отозвался Ратников. — Никуда теперь не денутся. Тринадцать гавриков лезут. Сосчитал?
— Число интересное... Может, не дадим хутор спалить — теперь чего уж там. А, старшой? Пора, пожалуй.
Ратников не отрывал глаз от поля. Оно было совершенно открытым, без единой копешки, и он слегка волновался от предчувствия удачного боя. Почему-то ему хотелось непременно разглядеть среди наступавших гитлеровцев того, которого взяли в плен вчерашним утром. И первую пулю всадить в него. Он уже довольно четко различал лица солдат, но того так и не приметил. «Черт с ними! Все они на одно лицо!» — подумал, закипая от ненависти. И выждав, когда передняя цепочка оказалась метрах в тридцати, возбужденно сказал Быкову: