Поединок
Шрифт:
– Ну? Что уставились? Все одно никакого кина не будет. Причешу, как в лучших парикмахерских.
– Видали, чего гонит? На понт берет!
– Да-а… Бакланчик из шустрых.
– А нам это по барабану, - тускло проворчал Дута.
– Гасите его, чего встали, как бараны?
Вперед ринулся сисястый. Дмитрий знал такую породу бойцов. Брали не техникой, а весом, яростью и напором. Впадая в психоз, месили кулаками вусмерть, до последнего, еще и лежачих потом топтали. Маневрировать у него, конечно, не получится, но маневрировать он и не собирался. Еще в обезьяннике, когда сержант отобрал у него ремень, а после попытался сдернуть шнурки,
Переломившись в поясе и хватая распахнутым ртом воздух, веснушчатый опустился на пол. Не дожидаясь, когда гигант Дута сообразит, что же это такое стряслось с товарищем, Дмитрий сам ринулся в атаку. Изобразив боксерскую двойку и уже видя летящий с высоты кулак, нырнул под верхние нары, впечатав левую окаменевшую ступню в поросшее черным волосом литое Дутино брюхо. Какими бы мышцами ни обладал этот великан, но на его месте не выдержал бы и Шварценеггер. Колени Дуты стукнулись об пол, и вторым безжалостным ударом - уже в голову - Дмитрий положил его наземь. Шагнув вперед, зацепил крюком еще одного забияку, поймав за шею, рванул на себя, подставил колено. Результат получился столь же убедительным.
Четвертого сокамерника бывший спецназовец догнал уже в прыжке. Тот пытался укрыться на верхних нарах, но Дмитрий обхватил его за пояс, самбистским броском перекрутил через себя и швырнул вниз. Соперник шмякнулся спиной, звучно приложившись к полу затылком.
– Вот так, господа ссученные.
– Победитель устало оглядел поле битвы. Нужды кого-либо добивать не было. Из четверых противников постанывал и шевелился только один, все остальные находились в полном отрубе.
Потирая ноющие ребра, Дмитрий присел на нары. Мир зачастую не предоставляет выбора. Либо ты, либо тебя. Как на войне - дуэль техники, мускулов и нервов. Не вина честных людей, что подобных правил они не знают. На то они и честные, чтобы делать этот мир красочнее и лучше. Такие, как Харитонов, созданы для иного. Потому что даже честным и талантливым для строительства нужен фундамент, а значит, кто-то должен осушать болота, вырубать чертополох и зачищать местность. Именно к категории чистильщиков Дмитрий и принадлежал. Во всяком случае, жизнь заставила его овладеть именно этой профессией.
Скрежетнул замок, дверь в камеру вновь отворилась. Дмитрий рассмотрел изумленное лицо недавнего конвоира.
– Это, значит, как же?… Ты что, всех четверых положил?
– Да нет, сами с полок упали. Пьяными, понимаешь, оказались.
– Вот напасть-то! А лейтенанту я что доложу?
– Не расстраивайся. Было бы из-за чего. Не ты же здесь сидишь, не тебе и отдуваться.
Сержант, однако, продолжал волноваться. На одутловатом лице его попеременно вспыхивали то испуг, то глубочайшая озадаченность.
– Ты их, случаем, не того?
– Все нормально, командир. Это же мальчиши-плохиши, а у таких головенки, как правило, крепкие.
Охранник неуверенно хмыкнул:
– А ты у нас, значит, мальчиш-кибальчиш?
– Ошибаешься, цирик мой дорогой. Мальчишом-кибальчишом станешь у нас ты. Сразу, как только вызвонишь полковника Кравченко. Знаешь, наверное, такого?
– Это никак из управления?
– Оттуда, милый, оттуда. Очень большая шишка и практически мой отчим. Словом, позвонишь ему
– Красиво поешь!… А он меня, часом, не пошлет куда подальше, этот твой Кравченко?
– Он, догадливый ты мой, другое сделает. Он все ваше заведение по кирпичикам раскатает. В том случае, если ты не позвонишь. А начальства своего не бойся, оно уже, считай, под трибуналом. За такие пресс-хаты нынче сурово спрашивают.
– Какая еще пресс-хата?
– Только глазок невинных не строй, ладно? Все ты, цирик, знаешь не хуже меня.
– Так это… не к бээсэсникам же тебя было кидать.
– Что ты, милый! Я и не претендую, согласен был на общую, не стал бы обижаться. Хотя, думаю, настоящего мента вы туда бы хрен сунули.
– А ты разве мент?
– Я - хуже. Я - смерть твоя, вертухайчик. Сам небось знаешь, что за такие фокусы даже наше нерадивое начальство по морде сапогом бьет.
– Дмитрий криво улыбнулся.
– Короче, все запомнил? Полковник Кравченко, областное УВД. В крайнем случае кого-нибудь из его замов пошевели, хотя не в твоих интересах особо светиться.
Сержант продолжал топтаться на месте.
Ни ему лично, ни всему СИЗО случившееся не сулило ничего хорошего, и он прекрасно это понимал.
– Кстати, у тебя и другой выход имеется, - услужливо подсказал Дмитрий.
– Какой еще выход?
– А такой. Грохнуть меня, а заодно и всю эту шелупонь.
– Он кивнул на лежащих.
– Так что решай и не мудри.
Было видно, что сержант всерьез труханул.
– Ну, паря, если это шутка…
– Если это шутка, снимешь с меня последние погоны.
Сержант совсем растерялся:
– А ты… вы кто по званию?
– Я-то? Сын Абакумова. Слыхал про такого?
Растерянно теребя ремень и ничего не отвечая, сержант скрылся из виду, аккуратно и без прежнего лязга закрыл железную дверь.
Дмитрий с облегчением вытянулся на нарах. Закрыв глаза, подумал, что спать он здесь все равно не будет. Даже если его рискнут промариновать больше суток. Внутреннее чувство подсказывало, что не рискнут, но кто знает. Обычно на львов шакалы не нападают, но в этой жизни случается всякое.
Глава 15
Дело было не только привычным, но и любимым. Приклад удобно уперся в плечо, и, натянув ремень, левая рука надежно удерживала аккуратную винтовочку. Всматриваясь в оптический прицел, Лумарь пару раз сморгнул, отметил легкий ветерок, лениво шевелящий ветви деревьев. На такой дистанции, пожалуй, не помешает взять и поправочку - сантиметра два-три, не больше. Тем более что и ствол не слишком мощный. Не винторез и даже не «драгунов», а какой-то ижевский самопал, являющий собой хитроумную переделку «Кипариса» в спецназовский «Вихрь». Глушитель, впрочем, был добротный, а небольшая пристрелка, которую Лумарь произвел в парке Маяковского, показала, что на расстоянии до двухсот метров на самоделку можно вполне положиться. Это Лумаря устраивало. Именно из этой игрушки следом за Алябьевым и Чикой он собирался уложить следующую партию уральских магнатов. У Лумаря был план, и план этот он твердо намеревался претворить в жизнь. Все строилось на страхе. Именно вокруг страха, как вокруг земной оси, должна была завертеться золотая мельница, что в скором времени намелет ему и деньжат, и статус, и положение.