Поэма
Шрифт:
"Что с того, что с ней удивительно приятно танцевать, пожалуй, приятней чем с кем бы то ни было? Не станет ли она очередной ученицей, тенью прошлого, которую я вскоре перестану узнавать? Не забуду ли я её и это прекрасное имя через, может быть, несколько недель?" - демонами носились вопросы в моей голове, и последний был самым невыносимо-жестоким.
Среда или, если угодно, рамки, в которых я добровольно находился казались мне необходимым условием на пути к восстановлению моей репутации. "Работа на результат, падение, и снова работа - пожалуй, в этом и есть смысл жизни", - казалось мне тогда. Быть может, со стороны я походил
Эмма отвернулась, и мы продолжили танцевать. Все мои мысли разом потухли, а на сердце помимо всех прочих чувств зажжённой серой вспыхнула досада. Вскоре мы так же успешно завершили второй круг вальса, вновь обойдя паркет студии по периметру, и снова моя партнёрша одарила меня пленительным взглядом:
– Как здорово!
– воскликнула она, улыбаясь.
– У тебя прекрасно получается!
– сказал я с неподдельным восхищением, как тут же осёкся и немного смутился.
Да, было решительно невозможно обращаться на "вы" к таким глазам, к такому взгляду, я чувствовал, что это могло жестоко ранить сердце девушки; но тот факт, что слова вырвались сами собой, сбивал меня с толку. Ещё милей улыбнулась Эмма, ещё лучше стала она танцевать.
V
Следующие несколько дней замечательная ученица не появлялась в моей школе. Попытки не придавать этому большого значения нелегко давались мне. Если днём так или иначе, проводя время за сменяющими друг друга тренировками, мысли об Эмме редко озаряли горизонт сознания лучом маяка, то под вечер словно убаюкавшись трелью закатных огней и сумраком, следовавшим на их зов, они постепенно зажигались и вспыхивали, соревнуясь количеством со звёздами. Если бы Эмма прямо заявила о том, что больше не намеренна заниматься со мной танцами, я воспринял бы это спокойно и вполне обычно, но её неожиданное исчезновение лишило меня покоя. Несколько раз мои ноги упрямо проносили меня рядом с отелем пропавшей ученицы, казалось кто-то заколдовал все мои маршруты. Наконец, на седьмой день своего отсутствия Эмма снова заглянула ко мне. Так как часы занятий, выделенные для неё, я по привычке не занимал, она застала меня одного.
Моя ученица поведала о том, что ненадолго уезжала из города, а неожиданность и спешка не позволили ей уведомить меня:
– Я бы хотела продолжить заниматься, - немного виновата добавила она и, улыбнувшись, сверкнула глазами, - если это возможно.
– Приходите в любой день в это же время, кажется, оно не так удобно другим ученикам.
– Вы же совсем не знаете!
– вдруг, воскликнула моя ученица, - теперь у меня есть действительно стоящий повод приходить к вам!
– Золото на чемпионате мира?
– Нет, - рассмеялась Эмма, - бал Парижанок...
– Замечательно!
– обрадовался я.
– Вы выбрали прекрасное мероприятие с хорошими традициями и превосходной организацией!
Когда
– Но до него же около недели?
– Всколыхнув пружинки волос, Эмма кивнула.
– Что ж, не пропускайте тренировки, и вы затмите любую дебютантку!
– Вы тоже планируете пойти?
Вообще-то мои друзья приглашали меня на этот бал, как обычно там собиралось почти всё наше небольшое общество. Но тот факт, что каких-то три года назад я ставил в "Интерконтинентале" танец дебютантов, а теперь был, казалось, совершенно забыт организаторами, отталкивал меня от участия.
– Скорее нет, - ответил я, - предстоят трудные соревнования, нужно тренировать учеников.
– Полно вам! Что-то не заметно, что вы тут сутки напролёт занимаетесь, - усмехнулась Эмма, выразительно пробежав взглядом по пустому паркету.
– Вы уже раздобыли приглашения?
– полюбопытствовал я, не придавая значения её замечанию.
– Нет, мы собираемся сделать это сегодня.
– Мы?
– небрежно бросил я.
– Да, мы с подругами.
– Нет, вы пойдёте на этот бал со мной.
На какое-то время мы с Эммой замерли и, не отрываясь, глядели глаза в глаза. Холодность игрока овладела мной, игрока, идущего va banque.
– Хорошо, - наконец произнесла Эмма серьёзно.
– О приглашениях я позабочусь, а вы не забывайте про занятия!
Стайка тренировок птицами пронеслась сквозь дни, постепенно приближая нас к заветному балу. И если на занятиях танцами уже не было так много удивлений и открытий, то Радость и Восторг по-прежнему кружили на паркете. После тренировок я неизменно провожал Эмму; сначала это было сделано под предлогом посмотреть на отель, в котором она жила, затем вошло в традицию. По дороге мы обычно непринуждённо болтали на самые разнообразные темы - моя ученица была легка не только в танце, но и в общении.
Однажды Эмма пришла на занятие более сияющая и улыбчивая, чем когда-либо:
– Я наконец-то нашла себе платье!
– счастливо заявила она с порога.
– Моего любимого кричаще-жёлтого цвета!?
Гостья рассмеялась. После возвращения из неожиданной поездки (как я успел выяснить, она была у побережья), моя ученица вернулась исцелованная солнцем, а говоря проще - загорелая. Таким образом из её гардероба на время пропали бледно-розовый и некоторые яркие тона; глубокий синий и зелёный, чёрный, мой любимый красный и другие цвета попеременно стали подчёркивать притягательность смуглой кожи.
– Нет-нет, не расспрашивайте меня, - увиливала Эмма, улыбаясь.
– Скажите хотя бы, какого оно цвета, - взмолилось моё любопытство. Сделав пару шагов от собеседницы, я быстро подошёл к высокому шкафу, занимавшему место от угла с ширмой до лестницы.
– Надо же мне знать какой из нарядов выбрать, - с призывом обернулся я к Эмме, держа в руках два фрака, - красный или зелёный?
Взрыв звонкого хохота разукрасил студию, приятно раня слух осколками.