Путь дамасский,Веками начертанный,Краски да маски –На чёрта нам.ОсталасьУсталость,Да вот под рукойДорогаДо Бога.Пойдём по другой.Вертится громада,Шар как.Ногами не надоШаркать.И жаркаПрохлада.И градусНа радость,И выпьем,И выбьем бокалы.1938
«Шкура онагра из Азии…»
Шкура онагра из АзииПуть свой в Париж завершила.Стоит ли бочка мальвазииСенского ила.Смерти за жизнью погонюШкура устроила. Что же.Разве не стоит агонииЛоскут шагреневой кожи?!1938
Действительность
Диалектический
контактЯвленья сущности и сущности явлений,Действительность, ты проходящий актВ трагедии эпох и поколений.И это повторяющийся факт,Которому нельзя не покоряться,Хоть факт упрям, но мы живём в антракт,Где происходит смена делегаций.В такие дни стихи срывают с губ –Зажатые в какой-то жуткой сумме –Во-первых, тот, кто молодецки глуп,А во-вторых, кто дьявольски безумен.1938
«Жизнь – путёвка в Сибирь…»
Жизнь – путёвка в Сибирь,И грехов отпущенье,И стихов календарь.Жизнь люблю не за быль,За одно ощущенье –Взгляд, направленный вдаль.1938
Ворон
Чёрный ворон, чёрный дьявол,Мистицизму научась,Прилетел на белый мраморВ час полночный, чёрный час.Я спросил его: «УдастсяМне в ближайшие годаГде-нибудь найти богатство?»Он ответил: «Никогда!»Я сказал: «В богатстве мнимомСгинет лет моих орда.Всё же буду я любимым?»Он ответил: «Никогда!»Я сказал: «Пусть в личной жизниНеудачник я всегда.Но народы в коммунизмеСыщут счастье?» – «Никогда!»И на все мои вопросы,Где возможны «нет» и «да»,Отвечал вещатель грозныйБезутешным «Никогда!».Я спросил: «Какие в ЧилиСуществуют города?»Он ответил: «Никогда!» –И его разоблачили.1938
«Как рыбы, золотые купола…»
Как рыбы, золотые куполаПлывут туда, где небо синевее,Из той страны, которая была,В такую даль, которая новее.Они плывут, как рыбы, из былого,А мимо них, виденцев старины,Проходим мы, поэты-рыболовы,И прочие рабочие страны.1938
«Водка жизни испита…»
Водка жизни испита,Каждый шаг – как путь пологий.Путь пройдённый – как спектакль,Отшумевший в эпилоге.И твердится: отомсти, мол,Поклянясь пред небосводом,Потому что это – стимулТоже жизни и чего-то.1939
Баллада баллад
Лампа мигала вечер,Ресницы сходились у глаз,И расходились, как будто в вечность,Каких-то четыре угла.В дверь вошёл незнакомец,Сунул мне пузырёк.И, со мной не знакомясь,Следующее изрёк:– На стены эти побрызгивайте,А нам – разойтись дорогами.Предметы, которые близки вам, теОбязательно будут далёкими.Так незнакомец сказал и сгинул,А я начал брызгать.Даже наполовинуМне ничего не близко.Но что-то стало глаза слипать,Послышался грохот где-то.И я на кровать повалился спать,Усталый и нераздетый.Потом – вспоминаю – проснулся. Полдень,Наверно, тогда стоял,И подле меня заметала пол теньОт маленького стола.Жалкая комната стала залой,Выросла раз в тыщу,Однако прежним объёмом связалоОдежду, мебель и пищу.И я подумал… Итак, тогда быОсенила идея? Во-первых,Из пузырька остаток накапалНа воду, на хлеб, на консервы.Во-вторых, меня клонило ко сну,Заснул и видел во сне,Что капаю каплями на казнуИ червонцы летят, как снег.Опять – вспоминаю – проснулся. Вечер,И стол обстановлен вкруг.Увидел, что едой обеспеченИ с голода не умру.И в самом деле отрадное зрелище:Стол обстановлен весь.Вспомнил я, что не ел ещё,И решил есть.Обычно я за едой читал,Но – не было, знать, газет –Глаза в этот раз свободны. Итак,Я стал глазеть:Зала сперва
превращалась в площадь,Площадь потом в поле, иНарастало поле позжеБолее и более.Наконец превратилось в безбрежное море.Бр-р-р… Неприятно.И я подумал: «По-моему,Я заключён в необъятное!»1939
«Есть на этом свете счастье?…»
Есть на этом свете счастье?Я спросил, и мне в ответФилин ночью, утром ястребСообщили: «Счастья нет!»«Счастья в мире много очень,И для счастья мы живём!» –Соловей поведал ночью,Ласточка сказала днём!
«В созвездья линзами двоякими…»
В созвездья линзами двоякимиТруба смотрела Галилея.В страну, открытую варягами,Плыла Колумба кораблея.В страну открытую, забытую –Таков удел любых Америк.А старый мир стал картой битою,Наивной картой Птолемея.1939
«По небосклону двигалась луна…»
По небосклону двигалась лунаИ отражалась в н-ской луже,И чувствовалась в луже глубина,Казалась лужа в миллион раз глубже.1937
«Рекламы города цветут…»
Рекламы города цветутДвиженьем и огнём.Четыре девушки идутИ думают о нём.А почему не обо мне,Чем хуже я его?Ничем не хуже, но онеНе смыслят ничего.
«Я ненавижу эти правила…»
Я ненавижу эти правила,Они попрали все права.Пускай судьба меня облаяла,Но – сам себе я голова.1940
«Будут гонки, либо ралли…»
Будут гонки, либо ралли –Всё за те же гроши, –Мы маршрут не выбиралиИ машину тоже.
«А если пыль дорожная…»
А если пыль дорожнаяИ путь ведёт в Сибирь,То всё равно как должноеПриемлю эту пыль.
«Путь азбучных истин неведом…»
Путь азбучных истин неведом,Но он начинается с «я»,И, может быть, именно в этомСермяжная правда вся.1940
Псалом
В стихах ничего лишнего –И в этом моё спасенье,Живущий под кроной Всевышнего,Под самой надёжной сенью.Шатаюсь, как все, по городу,Чёрт знает чего не выдумаю,Но я говорю Господу:Прибежище моё и защита моя.А в своих стихах своего лицаНе могу я иметь разве?Он избавит меня от сети ловцаИ от гибельной язвы…Всё равно, где минус и где плюс.Всё пускай вверх дном,Ужасов в ночи не убоюсьИ стрелы, летящей днём.Язвы, ходящей во мраке,Заразы, опустошающей в полдень, –И уцелею в драке,Чтоб путь до конца был пройден.Скажу, что Господь – моё упованье,Всевышнего я избрал своим прибежищем.Когда доживу я до пированья,То быть перестану посмешищем.Не приключится мне зло,Язва не приблизится к телищу.Дал Господь поэта ремесло –Голос Господа я слышу.Наступлю на аспида и василиска,Попирать буду льва и дракона.Будет победа близкоМне, как поэту, знакома.За то, что имя Его познал,Не спросит, зачем я стихи писал.Любовная лодка не разобьётся о быт,Господь Бог,Он всё видит, всё знает.На Него я надеюсь. Не буду убит.Он избавит меня и прославит.И пускай я теперь где-нибудь на дне,Ощущаю своё воскрешение:Он насытит меня долготою днейИ мне явит моё спасение.
«Век двадцатый войной исковеркан.…»
Век двадцатый войной исковеркан.Осознал с головы до пят его.В глубину двадцать первого векаЯ смотрю с высоты двадцать пятого.Я смотрю сквозь веков венок,Не вступивших ещё в обращение.И ещё я смотрю сквозь бинокльПоэтического обобщения.Вижу город, где нет для ближнегоНикаких наказаний лютыхИ совсем ничего лишнегоНи в стихах, ни в вещах, ни в людях.На земле никому не тесно,Не дерётся с народом народ.Скажут – это неинтересно,А, по-моему, наоборот.1940-е