Поэтика за чайным столом и другие разборы
Шрифт:
262
Подразумевается, конечно, перформатив, которому суждено было стать примером номер один в системе Дж. Остина; отметим, однако, юридическую сомнительность статуса «подруги».
263
Эта высшая сущность то растворялась в природе (во вьюге, зелени деревьев), то воплощалась в прекрасное женское тело (Елены Троянской, проституток и проч.); см.: Панова 2006: II, 223–224.
264
Ср., например: Ведь я не прекрасная больше, не та, Что песней смутила его; И если вернется та ночь и к тебе В твоей для меня
265
Ср. «Русь» (1906) Блока: Где буйно заметает вьюга До крыши — утлое жилье, И девушка на злого друга Под снегом точит лезвее.
266
О нем см.: Жолковский 2009а. Не исключено, что любовно-корабельный сюжет возник как примерка на себя элементов реального эпизода — романического сближения Анрепа с М. А. Волковой (его будущей гражданской женой) на корабле, увозившем его от АА к законной жене, Helen Maitland [Струве 2005 [1983]: 588].
267
«Она <…> объявляла себя первым по времени ахматоведом, с объективным мнением которого, как ни с чьим другим, придется считаться всем последующим» (Найман 1989: 88; выделено Найманом. — А. Ж., Л. П.).
268
Из имеющихся свидетельств выстраивается примерно такая картина.
Согласно художнице Ольге Делла-Вос-Кардовской (в передаче Алексея Смирнова), лесбийские романы АА отравили жизнь ее первому мужу: «Кардовские имели полдома в Царском Селе. Другую половину занимали <…> Гумилевы, чей сын стал известным поэтом <…> несчастно женатым на <…> Ахматовой-Горенко, жертве общественного темперамента целого сонмища московских и питерских лесбиянок, с которыми она постоянно наставляла витые бараньи рога мужу и другим мужчинам своей долгой половой жизни»; «Аня <…> часто приезжала из Петербурга домой на рассвете, совершенно разбитая, с длинной шеей, покрытой засосами, и искусанными губами. Потом, после таких загулов, она обычно спала полдня, а потом уезжала снова»; «Всерьез Ахматова любила, наверное, одну Глебову-Судейкину, свою сожительницу, о которой до смерти говорила с большой теплотой».
[Смирнов 2006: 57–92]
О союзе АА с Судейкиной дают представления мемуары их младшей современницы, посещавшей в начале 1920-х гг. их квартиру на Фонтанке, 18, Ольги Гильдебрандт-Арбениной (ср. в особенности — многозначительное сравнение с взаимоотношениями «низвергнутой [императрицы] Анны Леопольдовны» и «верн[ой] Юли[и] Менгден», Гильдебрандт-Арбенина 2007 [1978]: 153). Бисексуальность Судейкиной была известна современникам, в частности Н. С. Гумилеву и Гильдебрандт-Арениной: «Гумилеву были „противны“ такие женщины, как Глебова-Судейкина и Паллада [Богданова-Бельская]» [Там же: 130]; «[О]собым поводом для ревности Сергея [Судейкина], по устным разъяснениям О. Н. Арбениной, были некоторые „тенденции“ Ольги, за которые ее, как и „Палладу“, не любил Гумилев, а муж вышвырнул за порог, обмотав вокруг руки косу» (см.: Толмачев 2002). Можно привести также дневниковую запись Н. Пунина от 17 июля 1923 г. о совместном быте АА и Судейкиной: «Ворвалась Ольга, раздетая, увидев меня, ахнула и крикнула Ан., чтобы та ложилась спать на ее кровать. Ан. очень огорчилась тому, что Ольга меня увидела, так как та неминуемо расскажет об этом своему кавалеру. Мне тоже было неприятно от такого декамерона, и пожалел, что пришел. Ан. не захотела лечь на Ольгину постель, сказала, что будет спать на кушетке» [Пунин 2000: 193]. АА сильно тосковала по Судейкиной после того, как та перебралась в Париж: «„Я к ней хорошо относилась <…> Хорошо <…> Очень“ <…> С грустью и любовью говорила
Еще один ставший известным роман — с Фаиной Раневской, в Ташкенте, в апреле — декабре 1942 г. Чуковская в своем дневнике упоминает о «ночевках» Раневской у АА (их подтверждает и П. М. Железнова, комендант ташкентского общежития; Дувакин 1999: 195), о губительной для АА «репутации» Раневской, о сокрытии отношений с Раневской от В. Г. Гаршина и т. п. (см.: Чуковская 1997: 425–515). Примечательно наличие в ряде мест купюр, сделанных самой мемуаристкой, а также полное отсутствие комментариев ко всем этим загадочным пассажам в вообще-то щедро откомментированном издании, — как и гробовое молчание на подобные темы в летописи Черных 2008.
Вернувшись в Ленинград в 1944 г., Ахматова стала ухаживать за С. К. Островской. Сначала, при знакомстве трогала пальцами ее платье, рукав пальто, говорила с флиртующей интонацией [Ostrovskауа 1988: 4–5], делала соблазняющие жесты [Там же: 16–17], так что Островская испытала к ней романтическое влечение [Там же: 27]. В апреле 1945 г. Ахматова осталась у Островской на ночь [Там же: 28], а 17 июля 1945 г. провела у Островской целый день; изрядно выпив и начитавшись стихов, она принялась делать лесбийские пассы; Островская, как это уже с ней бывало, сделала вид, что их не заметила [Там же: 33]. Однажды АА задержала Островскую у себя; среди лесбийских приставаний, на которые Островская опять не ответила, были обнажение груди, вздохи и поцелуи в губы умелыми лесбийскими поцелуями [Там же: 49]. Островская занесла в дневник и описание женской компании АА: «рядом с ней открытые лесбиянки от Троицкой, Беньяш и Слепян» [Там же: 48]. Благодаря Островской, об ахматовской «бисексуальности андрогина» было осведомлено КГБ (см.: Калугин 1994).
Деликатная неопределенность свидетельств таких современниц АА, как Лидия Чуковская, понятная в условиях советской системы и принятой ментальности, не должна сковывать отечественное ахматоведение сегодня (ср., напротив, свободное обсуждение этой тематики — Feinstein 2005: 90, 198, 200–201, 215, с опорой на интервью с Евгением Рейном и констатацией пуританского отрицания бисексуальности АА Эммой Герштейн и Лидией Чуковской). Речь, разумеется, не о вуайеристском подглядывании, а о необходимости адекватного осмысления сложной творческой личности поэтессы.
Примером взвешенного подхода к рассмотрению бисексульной проблематики в творчестве современника Ахматовой — С. М. Эйзенштейна — может служить раздел монографии Ю. Г. Цивьяна «„Bisex“ как тема и как художественный прием» [Цивьян 2010: 54–71].
269
См. «Музе» (1911), «В то время я гостила на земле…» (1913) и «Муза ушла по дороге…» (1915).
270
«Not that there is anything wrong with that!» — как дуэтом воскликнули бы Джерри Сайнфельд и Джордж Костанца.
271
См.: Тименчик 2005 и отзыв об этой книге Wachtel 2010: 318.
272
См. статью «Юркун» в публикации Тименчик 2010: 148. На самом деле с 1913 г. Кузмин и Юркун жили одним домом до самой смерти Кузмина (по современным представлениям, это типичный случай незарегистрированного однополого супружества). Появившаяся в жизни Юркуна в 1920/21 г. О. Н. Гильдебрандт-Арбенина оставалась жить в своей квартире. В рамках этого тройственного союза она была их частой гостьей, а Юркун — ее гостем. Согласно биографам Кузмина, «Арбенина и Юркун свой брак никогда не регистрировали, и Арбенина не жила вместе с Юркуном и Кузминым» [Богомолов, Малмстад 2007: 395]. После смерти Кузмина в 1936 г. и до ареста Юркуна в 1938 г. ничто в быте осиротевшей пары не изменилось.