Поэты 1840–1850-х годов

Ростопчина Евдокия Петровна

227. К ДРУЗЬЯМ

Где вы, товарищи? Куда занес вас рок? Вы помните ль, как мы, хмельной отваги полны, Собравшись в дружески-отчаянный кружок, Шумели, будто бы в речном разливе волны? Тех дней не воротить! Всему своя пора!.. Они исчезнули, как светлое виденье… Блажен, кто пьянствовал от ночи до утра, Из бочек черпая любовь и вдохновенье! Блажен, стократ блажен!.. Встречая Новый год, В мечте я прошлые года переживаю, Беспечные года возвышенных забот, И издалёка к вам, товарищи, взываю! Примите дружески-бурсацкий мой привет, Порыв души моей студенческой и чистой, — Студенческой, друзья (хотя мне сорок лет)! За ваше здравие и счастье ваш поэт Пьет херес бархатный и чудно-маслянистый! <1842>

228. НАПОЛЕОН

………………………………

Фосфорным светом вдохновений Его блистает голова… Вот он, вот он, сей чудный гений, Чьи громоносные слова Европа с ужасом внимала; Пред кем, безмолвная, она, Склонясь во прахе, трепетала И колыхалась, как волна! Зарытый в мечты и окутанный мглою, Один на горе, исполин, он стоит… Заутра он двинет полки свои к бою, И кто, дерзновенный, пред ним устоит?.. Отважный виновник отчаянной брани, Вперяя в грядущее стрелы очей, Внимая свист ядер и гром восклицаний, Он сердцем ликует при звуке мечей! О гигант огнегремучий! Разрывая бурей тучи, Ты погибелью дышал!.. Как орел мощно-крылатый, Мир в когтях своих держал И, как он, сей царь пернатый, Гордо в облаках ширял! Над стихией ты смеялся, Громом, как Зевес, играл, В ризы молний облачался И вселенной потрясал!.. …………………… …………………… …………………… И что ж, титан, с тобою совершилось? Звезда твоя за тучу закатилась… Разверзлось гибели жерло, И поле битвы осветилось Кровавым солнцем Ватерло! Державный исполин промчался меж полками, Блеснув очей своих победными лучами. Он двинул гвардию — и вот раздался гром, И, руки уложив на грудь свою крестом, Он с думой мрачною и царственно-глубокой С холма взирал на бой, недвижный, одинокой! Земля застонала, земля задрожала, Как море, ее воздымается грудь; Вот молния, вспыхнув, в дыму засверкала И смерти широкий очистила путь. И рыщет смерть, и гибельный свинец В рядах бестрепетных творит опустошепье… Уж близко замыслов гигантское крушенье… И на главе его колеблется венец! <1843>

229. К АЗИЯТКЕ

Вот она — звезда Востока, Неба жаркого цветок! В сердце девы страстноокой Льется пламени поток! Груди бьются, будто волны, Пух на девственных щеках, И, роскошной неги полны, Рдеют розы на устах; Брови черные дугою, И зубов жемчужный ряд, Очи — звезды подо мглою — Провозвестники отрад! Всё любовию огнистой, Сумасбродством дышит в ней… И курчаво-смолянистой На плече побег кудрей… Дева юга! пред тобою Бездыханен я стою: Взором адским как стрелою Ты пронзила грудь мою!.. Этим взором, этим взглядом, Чаровница! ты мне вновь Азиятским злейшим ядом Отравила в сердце кровь!.. <1843>

230. МОГИЛА

С эффектом громовым, победно и мятежно Ты в мире пронеслась кометой неизбежной, И бедных юношей толпами наповал, Как молния, твой взгляд и жег, и убивал! Я помню этот взгляд фосфорно-ядовитый, И локон смоляной, твоим искусством взбитый, Небрежно падавший до раскаленных плеч, И пламенем страстей клокочущую речь; Двухолмной груди блеск и узкой ножки стройность, Во всех движениях разгар и беспокойность, И припекавшие лобзаньями уста — Венец красы твоей, о дева-красота! Я помню этот миг, когда, царица бала, По льду паркетному сильфидой ты летала И как, дыхание в груди моей тая, Взирая на тебя, страдал и рвался я, Как ныне рвуся я, безумец одинокой, Над сей могилою заглохшей и далекой. <1846>

231. СЕРЕНАДА («В томной неге утопая…»)

В томной неге утопая, Сладострастия полна, Лунным светом облитая, Вот Севилья, вот она! Упоительно-прекрасен И

вкушая сладкий мир, Вот он блещет, горд и ясен, Голубой Гвадалквивир! Близ порфировых ступеней, Над заснувшею водой, Там, где две сплелись сирени,— Андалузец молодой: Шляпа с длинными полями, Плащ закинут за плечо, Две морщины над бровями, Взор сверкает горячо. Под плащом его — гитара И кинжал — надежный друг; В мыслях — только донья Клара… Чу! — и вдруг гитары звук. С первым звуком у балкона Промелькнула будто тень… То она, в тени лимона, Хороша как ясный день! То она! И он трепещет, Звуки льет как соловей, Заливается — и мещет Огнь и пламень из очей. Донья внемлет в упоеньи, Ей отрадно и легко… В этих звуках, в этом пеньи Всё так страстно-глубоко! Под покровом темной ночи, Песни пламенной в ответ, Потупляя скромно очи, Донья бросила букет. В томной неге утопая, Сладострастия полна, Лунным светом облитая, Вот Севилья, вот она! <1846>

232. К*** («Почтительно любуюся тобою…»)

Почтительно любуюся тобою Издалека… Ты яркой красотою, Как пышный цвет, торжественно полна, Ты царственно, ты дивно создана! Промчишься ли в блистающей карете — Тобою бескорыстно вдохновлен, Творю тебе обычный мой поклон, Нимало не заботясь об ответе. Окружена поклонников толпой, Сидишь ли ты в великолепной ложе, Я думаю: «Как хороша, о, боже!», Едва восторг удерживая мой. Души моей высокое стремленье, Мой драгоценный, задушевный клад! Брось на меня хоть ненароком взгляд,— Твой каждый взгляд родит стихотворенье! <1846>

233. REQUIEM [79]

В ушах моих requiem страшно звучал, И мрачно на улицах было, Лишь там наверху огонек чуть мерцал Сквозь красную штору у милой. И холод по жилам моим пробежал, И сердце болезненно сжалось; Я более года ее не видал… Что с ней, с моей милою, сталось? Темна была ночь, ночь была холодна, И ветер свистел так уныло… В гробу как живая лежала она, И полночь на башне пробило. <1846>

79

Реквием (лат.). — Ред.

234. ДВА ОТРЫВКА ИЗ БОЛЬШОЙ ДРАМАТИЧЕСКОЙ ГРЕЗЫ «ДОМИНИКИНО ФЕТИ, ИЛИ НЕПРИЗНАННЫЙ ГЕНИЙ»

Сия драматическая греза, как усмотрит читатель, требовала обширной эрудиции. Герой ее — художник римской школы, родившийся в 1589 году и умерший в 1624 году.

Действие первое

выход 2

1609

^{Картинная галерея в Мантуе. Доминикино Фети прохаживается по зале в глубокой и многознаменательной задумчивости. На глазах его живительные слезы. Вдруг он останавливается, поднимая руки горе, перед картиною Джулио Романо.}

Фети

Гори огнем священным, сердце, Гори! Мне любо и легко взирать На дивные создания искусства! О Джулио Романо! О великий мастер! Ты, кистью чародейственной владея, В красе и блеске состязался с небом! Во прах, во прах перед твоим талантом!

(Упадает на колени перед картиной. Через немного времени встает, отряхается, протирает глаза. Холодный пот льется по его челу. Он снова смотрит на картину и, преисполняясь восторгом, начинает скакать и прыгать, напевая)

О Романо! О Романо! Это диво — не картина! Чудо мысли, исполнения, Страсти, силы, вдохновенья… И легко и вместе жутко, Дрожь по телу пробегает, Искры сыплются из глаз, И пленительные звуки, Расплетаясь и сплетаясь, Будто змеи обвивают Утлый, бренный мой состав! Страшно! Дивная минута! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!

(В изнеможении упадает на стул. Затем величественно поднимается и произносит медленно и строго)