Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Автор неизвестен

Перестанешь у меня ты

Разговаривать стихами.

Лишь начну людей пытать я —

Люди смерти просят сами.

Сиротою станет прялка

Пред закрытыми глазами.

Манана сказала:

Пусть твои глазища слепнут,

Что ты мучаешь, пугая,

Что еще ты можешь сделать?

Я лежу, изнемогая.

Зубом на зуб не попасть мне,

Пламя сердце рвет, сжигая,

Но меня ты не загубишь,

Бог поможет мне,

дурная!

Лихорадка сказала:

Что ты, что с тобой, Манана?

Разве я была дурною,

Разве я вослед ознобу

Не давала места зною?

Я бессонницей поила —

Не водою ледяною,

Нет, тебя я не забуду,

Навещу порой ночною...

Манана сказала:

Для чего тебя мне видеть,

Гибельная огневица,

Чуть подступишь к изголовью,

Все дрожат и всем не спится,

На зуб зуб не попадает,

Ноют кости, пояснпца.

Нет больным тобой спасенья,

Впору им в слезах топиться.

Лихорадка сказала:

Умертвив тебя, не буду

Я виновной, без сомненья.

Если у тебя осталось

Хоть немножечко именья,

Обменяй его на саван,—

Вот его употребленье.

Ты уже мертва, Манана,

Ты уже добыча тленья.

БЕСИКИ

ГРУЗИНСКИЙ ПОЭТ

1750—1791

О ЦАРЕВНЕ АННЕ

Я скиталец, чужестранец.

Прохожу, пою, играю.

Мир пустой и вероломный

Укоряю, проклинаю.

Только Анне раб покорный,

На нее, горя, взираю.

Я сгораю, о царевна,

Я без рая умираю!

Кто прельщает, кто сражает

Красотой? Царевна Анна!

С ней луна, ночами споря,

Погасает постоянно.

Звезды полночи толпою

К ней стремятся неустанно.

Посмотри, одна над миром

Светит Анна необманно.

Мысли мне смешала Анна,

Полонив меня тоскою,

Стан являя, убивая

Тонкой прелестью такою.

Ах, нарцисс над розой плачет,

Не обняв ее рукою!

Не иметь бы вовсе милой!

Не лишаться бы покою!

Уст рубин твердит улыбкой:

Жемчуга дружны со мною.

Влага глаз пускает стрелы,

Обойдешь ли стороною?

Кинешь стрелы, тяжко ранит,—

И пойдешь бродить по зною.

Заблудился!

Провинился

Я беспечности виною!

Больше не в силах

Петь я о милых!

Разума вовсе лишила меня,

Именем кратким,

Именем сладким,

Именем нежным и станом маня.

Сердцу подарок

Дорог да жарок.

Памятен будет: он жарче огня,

Древнее снова

Слышу я слово:

«Любишь — умрешь.

Так люби — не стеня».

Будь, о царевна,

К верным негневна!

В тканях укрывшись, прими договор.

До смерти — всюду! —

Верен пребуду.

Если ж измены увидишь позор,

Если с другою

Я под луною

Выйду, ей предан, забывши твой взор,—

Будь беспощадна!

Пусть безотрадно

Буду рыдать я в ответ на укор!

САД ГРУСТИ

I

Я в сад вошел с предчувствием печали

И понял, что у розы я в опале.

Сердилась роза и, шипами жаля,

Сказала мне: «Остерегись! Едва ли

Посмеешь ты, как прежде, как вначале,

Меня касаться!..» В чем изобличали

Упреки эти? И вина моя ли,

Что я не понял их? Но истерзали

Они меня. Как жребий мой суров!

II

Спросил фиалку, что стояла рядом:

«За что же роза голосом и взглядом

Казнит меня, поит змеиным ядом?»

Фиалка отвечала: «С нашим садом

Простись и не стремись к былым усладам.

Ищи разгадки в сердце виноватом:

Тебя другая обликом, нарядом

Пленила, а обманщикам проклятым

Нет места в сердце роз, в душе цветов».

III

Услышав от фиалки лишь угрозы,

Нарциссу я сказал, роняя слезы:

«Ты видишь в сердце у меня занозы,

Изранен я шипами гордой розы.

Но пусть ответит на мои вопросы:

Кто оскорбил мои святые грезы?

Кто нашептал ей ложные доносы?

В глазах моих не сладостные росы,

А слезы горькие от горьких слов!»

IV

Нарцисс был добрым и желал мне блага.

На лепестках слезой блеснула влага,

И он сказал мне ласково: «Бедняга!

Ты — жертва необдуманного шага.

Ты изменил. Любовная отвага

Влекла тебя к другой во мрак оврага.

Что радовало розу? Только тяга

К тебе, а где шатался ты, бродяга!

И вот страдаешь от своих грехов».

V

Меня терзали горечь и досада.

Я очутился за оградой сада.

В мучениях сердечного разлада