Поэзия рабочего удара (сборник)
Шрифт:
Начальник надел пенсне, встряхнул волосы, решил и отрезал:
– Штраф. Сторож всегда должен быть на своем месте.
Малецкий дергал бородку, тихо и вкрадчиво прибавлял:
– У нас постоянно события, но зевать нельзя.
– Дальше, – приказывал начальник.
– «Гражданская жена Прохорова просит пособия на похороны…»
– Отказать, – рубил начальник и, глядя кверху на электрическую лампочку, протяжно разъяснял: – Общественное управление… э…может считаться… э… только с законным
– «Мастер, господин Малецкий…» Это я… – жеманно конфузился мастер, встал и топтался на месте.
– Ну-те, ну-те, что такое? – оживился начальник.
– «…Мастер Малецкий обратил внимание на изгибы поручней во время катастрофы с Прохоровым и предлагает управлению систему гнущихся поручней». Да, да… – забрызгал слюной Малецкий, – я предлагаю поручни с пружинами: им не страшен никакой удар.
Начальник просиял и, видимо, отдыхал душою на светлом явлении жизни.
– Слушайте, Малецкий, вам не место здесь. Я вас буду рекомендовать в лабораторию изобретений. Вы себя здесь зарываете.
И сквозь дым папиросы он мечтательно-протяжно командовал конторщику:
– Представить на повышение. Ну, все?
– Никак нет. Еще есть.
– Ну, да что там?
– Слесарь Васин ездил по двору безо всякой на то надобности.
– Выговор и двухнедельное предупреждение, – уже совсем не задумываясь, диктовал начальник конторщику.
Загудел гудок, и черная толпа снялась и тронулась из трамвайных сараев.
– Ну, как у вас подъемки вагонов? – на ходу спрашивал начальник мастера.
Малецкий захлебывался от удовольствия и докладывал:
– Мы добились того, что при меньшем составе рабочих поднимаем вагонов в четыре раза больше, чем прежде.
– Да, вот это система учета. Она великолепна.
– Да, да. Это научно, это экспериментально, – вставлял подходивший студент. – Знаете, это почти по Тейлору.
– Слушайте, Малецкий, у вас великолепное техническое чутье. Вы какое получили образование? – спрашивал начальник.
Толпа рабочих задержалась на дворе. А сторож урезонивал ее: «Господа, проходите, не задерживайтесь. Вы, вестимо, что за товарища, а нас штрафуют».
Начальник издали смотрел на черную толпу людей и рассеянно обратился к Малецкому:
– А все-таки этот случай…
И не докончил фразы. Задумался.
Малецкий сочувствовал этому навернувшемуся раздумью начальника и просил:
– Передайте «от лица, пожелавшего остаться неизвестным».
– Догадаются, догадаются все же… – льстил самолюбию начальника Малецкий.
– Ну пусть, пусть, – вздыхал начальник. – Я ведь в конце концов скрывать не буду: всякое несчастие меня трогает.
День улыбался,
Земля наряжалась. В воздухе слышны были песни, кверху поднимались молодые земные гулы, с неба лилось торжество, миллионы быстрых лучей новой верхней радостью венчали землю.
В душных клетках-корпусах, как всегда закованные на всю жизнь нуждой и заботой, тянули трудовую повинность рабочие.
А в верхних этажах жизни послышался говор о природе, здоровье, радости, игре и красоте.
– Да, да… – говорил начальник.
– Надо бы как-нибудь…
– Чего?
– А эту… ее-то…
– Кого?
– А эту… сожительницу… устроить… убитого-то сожительницу…
– Слушайте, да мы же можем ей действительно многое посоветовать и помочь.
И начальник энергично нажал кнопку.
Вбежал швейцар.
– Федор, вы не слыхали о сожительнице Прохорова, убитого?
– Так точно. Только что он не женатый, извините, он, живши с «самой»…
– Я спрашиваю: где она?
– В «Листке» еще было прописано: так что бросившись самовольно под поезд.
– Что?! Покончила с собой?
– То есть, ваше высокородие, поезд по ней прошедши.
– Да что же это она?
– А по глупости, ваше высокородие. Дело, конечно, женское.
– А ребенок?
– И ребенок погиб, при ей бывши.
Была минута молчания, и как будто преклонение перед горем побеждало не одну черствую душу, но начальник уже справился и наставлял швейцара:
– Не «при ей» надо говорить, а «при ней». Ступай.
От ворот доносились крики сторожа к вагоновожатым:
– Пропуск! Предъявляй пропуск!
Начальник мягко улыбался этому порядку, и на минуту в душе его опять пронеслась легкая радость удовлетворения.
– Это что же? – вдруг спросил студент, заслышав в коридоре страшный шум.
– А?! – вскочил, прислушиваясь, начальник.
– Возня в коридоре, Василий Иванович…
– Драка…
– Вр-решь! – слышалось из коридора. – Не такие цепи рвали.
Это Минаев проталкивал стену из трех швейцаров, загородивших ему дорогу в кабинет начальника.
Начальник вскочил, отворил дверь:
– Что тут такое?
Швейцары несколько отступили, чтобы объяснить начальнику, в чем дело, но Минаев рванулся через ослабевшую живую цепь людей и ринулся прямо в кабинет.
Начальник попятился в кабинет и рухнул в мягкое кресло.
Минаев, покрывая весь шум своим сухим голосом, спросил начальника:
– Глядеть в глаза можешь?
Начальник чуть разогнулся за креслом и хотел что-то сказать, но Минаев еще раз ударил своими краткими прикованными словами: