Поэзия Золотой Орды
Шрифт:
Там, например, созданы на тюркском наречии в XIII веке такие книги, как арабско-тюркский словарь «Тарджимани Тюрки ва Араби» (1245); Абу Хайян ат-Тюрки (1265—1344) и Джамаледдин Абу Мухаммад Абдулла ат-Тюрки тогда же создали в Египте словарь «Китаб ал-Булгат аль-Мештак фил-Люгат ат-Тюрк валь-Кипчак». Примерно в то же время на булгаро-кипчакский язык был переведен бессмертный дастан «Шах-наме» Фирдоуси. Естественно, что самый, быть может, тонкий и изящный поэт Золотой Орды Сайф-и Сараи, бежав из столицы Золотой Орды от ужасов Черной смерти и политического неспокойствия в мамлюкский Египет, нашел там среду, в которой его
О нем, как и о других поэтах этой книги, известно немного: он родился на берегу Волги, в городе Камышлы, в котором угадывается современный Камышин. Поэт затем жил и творил в столице, городе Сарай-аль-Махруса на Ахтубе, странствовал по землям Золотой Орды, а затем переселился в Египет. Известно, что в 1393 году поэт был еще жив. Помимо газелей, коротких стихотворений и трагической поэмы «Сухейль и Гульдурсун», помещенных в этой книге, ему также принадлежит чрезвычайно значительный труд — вольный перевод на тюркский язык «Гулистана» великого Саади.
Другими значительными поэтами Золотой Орды XIV века были Кутб, который в Белой Орде переложил на свой родной язык поэму «Хосров и Ширин» Низами, и Хорезми с его «Мухаббат-наме» — «Посланиями о любви». На фоне таких помещенных в нашей книге религиозно-назидательных сочинений, как «Кисекбаш» и «Сказание о лани», его стихи о любви и радостях жизни подчеркивают, насколько разнообразна была золотоордынская поэзия, которая не чуралась ни светской беседы, ни застольной песни, ни проникновенной религиозной проповеди.
О Хорезми известно лишь то, что можно почерпнуть из его произведения, которое было посвящено одному из областных правителей Золотой Орды, родственнику хана Джанибека Мухаммаду Ходже-беку, и написано было в низовьях Сыр-Дарьи, по всей видимости в столице Хорезма — Ургенче. Его послания и газели завершаются рассказом о дальних странствиях самого поэта, который побывал и в Византии, и в Сирии. Самое же удивительное в данном поэтическом рассказе — это призыв, обращенный к мусульманам, которые, как и сегодня, так часто подпадали в его время под власть надменного невежества:
Зажги ж свечу во тьме и мусульманству Учись у христиан — в досаду чванству!Одни эти строки показывают, что мусульмане минувших веков сознавали, насколько духовно близки истинное христианство и истинный ислам, которые, согласно Священному Корану, разделяют одно и то же трудное нравственное учение о любви к ближнему. Разве это случайно, что Иисус Христос являлся героем многих стихотворных произведений средневековой мусульманской эпохи — как в стихах несравненного Джалаледдина Руми, так и в сюрреалистической поэме «Царь-Череп» Хисама Кятиба, помещенной в этой книге? Думается, что люди, не справедливые к исламу и считающие всех его представителей нетерпимыми и далекими от других культур людьми, призадумаются над этими стихами, бережно хранившимися у мусульманских народов России и мира в течение семи веков.
В процитированном произведении Хорезми интересен и изображаемый им быт, когда он описывает реальное застолье у ордынского князя. Чаша в его посланиях — символ, о котором следует сказать особо. Чаще всего — это чаша мудрости, поэтому поэт и зовет ее чашей легендарного царя-мудреца Джамшида. Вино в его стихах —
Помимо всего, важную роль в золотоордынском застолье играл аристократический этикет, взявший свое начало еще задолго до образования Великого государства. В своих впечатлениях от поездки к великому кагану монголов венецианский путешественник Марко Поло отмечал:
В том покое, где сидит великий хан посередине стоит чаша из чистого золота; входит в нее бочка вина; кругом нее, по углам, чаши поменьше. Из большой чаши вино или другой напиток разливается по золотым сосудам; а в каждом из них вина хватит на человек восемь или десять; один такой сосуд ставится на стол между двух человек, а у каждого своя чарка с ручкой, ею он и черпает вино из золотого сосуда [26] .
Другое, но также чрезвычайно церемониальное застолье наблюдал в Сарае времен хана Узбека в 1333 году Ибн Баттута:
26
Крамаровский М. Г. Указ. соч. С. 82.
Потом приносят золотые и серебряные сосуды для питья…
Когда султан захочет пить, то дочь его берет кувшин в руку, присядет и потом подает ему кувшин. Он пьет, а затем она берет другой кувшин и подает его старшей хатуни, которая пьет из него. Потом она подает кувшин остальным хатуням по старшинству их. Затем наследник престола берет кувшин, кланяется и подает его отцу, который пьет (из него), потом подает хатуням и, наконец, сестре, кланяясь им всем. Тогда встает второй сын, берет кувшин, угощает брата своего и кланяется ему. Затем встают старшие эмиры, каждый из них дает пить наследнику престола и кланяется ему. Потом встают младшие эмиры и подают пить царевичам [27] .
27
Там же.
Удивительным произведением, сочетающим в себе глубину религиозного чувства с яркими и живыми осязаниями мира, является уже упомянутая нами выше таинственная поэма Хисама Кятиба «Царь-Череп». Об авторе ее известно лишь то, что он был писцом (кятибом), работавшим в канцелярии светского или религиозного лица. Как увидит читатель, его поэма вызывает одновременные ассоциации с «Гамлетом» Шекспира и «Божественной комедией» Данте, что дало повод исследователям искать параллели между мусульманским ренессансом Золотой Орды и первой зарей Ренессанса в Италии.
Зная, что во времена чумной эпидемии столица Золотой Орды была перенесена выше по Волге, в город под названием Гулистан (Сад Роз) близ современного Саратова, спрашиваешь себя, а где же что-то вроде золотоордынского «Декамерона», созданного Бокаччо, как известно, в сходных декорациях чумной эпидемии? В какой-то степени эту нишу заполняет сохранившееся прозаическое произведение Махмуда бин Али «Нахдж эль Фарадис», созданное в Хорезме в 1358 году, но ведь были — не могли не быть — и иные золотоордынские книги?