Погоня за панкерой
Шрифт:
– Ты игнорируешь деньги и телевидение.
– Пфф! Вся человеческая деятельность, включая научные исследования, сводится либо к брачным танцам и заботе о молодняке, либо к сублимации, которой вынуждены заниматься неудачники, проигравшие в единственной игре в городе. Не пытайся шутить с Язвой. Зебби, я ненавижу этих монстров, они вмешались в мои планы – коттедж, увитый розами, младенец в люльке, жаркое в духовке, я в льняном платьице, и мой муж, идущий по дорожке к дому после тяжелого дня, потраченного на унижение первокурсников, а я жду его с тапочками, трубкой и сухим мартини! Небеса! Все остальное – суета и тлен. Четыре полностью
– Что это за штуки?
– Накладки, чтобы спрятать нечеловеческие сочленения. Еще была пластическая операция на лице, я в этом почти уверена, и изменена форма черепа. Волосы поддельные, у этих Буджумов волосы не растут. Нечто вроде татуировки, или очень плотная маска – я не смогла это снять, – чтобы скрыть сине-зеленый цвет лица и других открытых участков кожи и придать им человеческий вид. Зеб, готова поставить семь к двум, что они использовали в качестве морских свинок множество пропавших людей, прежде чем отработали методы такого маскарада. Вжжжууух! Садится летающая тарелка, и очередная парочка морских свинок отправляется в лабораторию.
– Летающих тарелок не видели много лет.
– Это была поэтическая вольность, дорогой. Если у них есть искривители пространства-времени, они могли выскакивать где угодно, красть что угодно или заменять настоящих людей на убедительные подделки – и тут же исчезать, будто выключателем щелкнули.
– Этот не мог быть создан давно. Рейнджеры регулярно проходят медосмотры.
– Этого могли сделать на скорую руку, специально для нас. Подделка, приготовленная для постоянной замены, может одурачить кого угодно, кроме рентгеновского снимка… а может, и рентген не поможет, если доктор – один из них… поразмысли над этой идеей, Зебби, а мне нужно вернуться к работе. Хочется так много узнать, и так мало времени. Я не могу выяснить и доли того, что это тело могло бы рассказать настоящему специалисту по сравнительной биологии.
– Могу я чем-то помочь?
(На самом деле я совсем не рвусь.)
– Ну…
– Мне нечем заняться, пока Джейк и Дити не закончат собирать вещи в дорогу. Поэтому – чем я могу помочь?
– Я могла бы работать вдвое быстрее, если бы ты взял на себя съемку, а то мне приходится прерываться, чтобы вытереть руки прежде, чем взяться за камеру.
– Я в твоем распоряжении, Язва. Просто говори, откуда, с какого расстояния и когда.
Хильда облегченно улыбнулась:
– Зебби, я говорила, что люблю тебя, хотя ты похож на гориллу и у тебя улыбка идиота? Под всем этим прячется душа херувима. Мне сейчас так хочется принять ванну – возможно, это будет последняя ванна с горячей водой в ближайшие годы. И воспользоваться биде – вершиной декадентской цивилизации. Я боялась, что так и буду резать это мерзкое мясо, пока Джейкоб не скажет, что пора уезжать.
– Режь спокойно, дорогая, ты получишь свою ванну, – я взял камеру, ту самую, которую Джейк
Я делал бесчисленное количество фото, пока Хильда трудилась в поте лица.
– Язва, ты не боишься работать голыми руками? Можешь подцепить то, что мало не покажется.
– Зебби, если бы этих тварей могли убить наши микробы, то они явились бы сюда без иммунитета и быстро передохли. Но поскольку этого не случилось, то весьма вероятно, что и мы не можем заразиться их микробами. Радикально разная биохимия.
Это звучало логично, но я не мог забыть закон Кеттеринга: «логика – организованный способ надежно впасть в заблуждение».
Появилась Дити, поставила на пол битком набитую корзину для пикника.
– Это последняя.
Ее волосы были собраны в пучок, а на ней были одни резиновые перчатки.
– Привет, дорогой. Тетя Хильда, я готова помогать.
– Тут не так много работы, милая, если хочешь, можешь сменить Зебби.
Дити смотрела на труп и явно не испытывала радости – ее сосочки совсем обвисли.
– Иди, вымойся пока, – сказал я ей. – Брысь!
– Я так ужасно воняю?
– Ты воняешь роскошно, сладкая моя. Но Язва верно заметила, что, возможно, сейчас у нас последняя возможность вымыться горячей водой с мылом. Поэтому я пообещал ей, что мы не «отправимся в Каноп, повернув на восток», пока она не примет ванну. Так что сделай это сейчас, а потом, когда она займется своими санитарными процедурами, поможешь грузиться.
– Хорошо, – Дити отступила, ее сосочки слегка набухли – не встали торчком, но она явно повеселела. Моя дорогая редко показывает свои чувства на лице, но эти прелестные розовые штучки служат барометром ее боевого духа.
– Секунду, Дити, – остановила ее Хильда. – Помнишь, ты сказала «он не отреагировал!». Что ты имела в виду?
– То, что сказала. Разденься прямо перед мужчиной, и он отреагирует, так или иначе. Даже если он попытается тебя проигнорировать, глаза его выдадут. Но он не отреагировал. Конечно, это не мужчина – но я этого не знала, когда пыталась его отвлечь.
Я сказал:
– Но он обратил на тебя внимание, Дити – и тогда у меня появился шанс.
– Разве что как собака, лошадь или другое животное отмечают любое движение. Он меня заметил, но проигнорировал, никакой реакции.
– Зебби, это ничего тебе не напоминает?
– А должно?
– В первый день здесь ты рассказал нам историю об одной аппетитной студенточке.
– Точно?
– Она завалила математику и пыталась завалить математика.
– О! Брэйни!
– Да, профессор Н. О’Хэррет Брэйн. Не видишь параллелей?
– Но «Не Мозг» живет в кампусе много лет… И лицо у него иногда краснеет. Это не татуировка.
– Я сказала, что «рейнджер» может быть поделкой на скорую руку. И кто может лучше дискредитировать математическую теорию, чем руководитель математической кафедры в очень известном университете? Особенно если он знаком с этой теорией и знает, что она верна.
– Эй, подожди минутку, – влезла Дити. – Ты говоришь о том профессоре, что спорил с папой? Тот, с фальшивым приглашением? Я думала, он просто марионетка. Папа говорит, что он дурак.