Погоня за счастьем
Шрифт:
— Еще в каком! — согласилась Мелисса. — Назову первенца в твою честь!
— Только этого не хватало! — возмутился Йен, выползая наружу.
Не успел он скрыться из виду, как Линкольн привлек ее к себе.
— Мне следовало бы сначала жениться на тебе, потом привезти сюда и снова жениться ради всеобщего удовольствия. Тогда было бы куда легче получить то, что уже принадлежит мне, — прошептал он ей на ухо.
— Но я и без того твоя. Думаешь, я отдалась бы тебе, если бы сердцем не чувствовала, что это навсегда?
— Я хочу тебя так сильно, что
— И я тебя тоже, но он вот‑вот вернется, — жалобно протянула она.
— Тогда дай мне отведать твоих уст.
Его руки чуть крепче сжали ее талию. Поцелуй кружил голову, лишая разума, выпуская на волю так долго копившееся желание. Линкольн, казалось, вот‑вот раздавит Мелиссу, но ей было все равно. Она чересчур сильно вцепилась в его волосы, сама не сознавая, что делает. Он ничего не чувствовал. Боже, какое счастье целовать его! Она не ощущала его запаха: все заглушало благоухание просоленной земли, но пила мед поцелуя и хотела большего, еще… еще…
— Беги!
Это кричал Линкольн. Пораженная, Мелисса не сразу сообразила, в чем дело. Она не слышала шороха сыпавшихся с потолка камешков, но, очевидно, Линкольн сразу все понял и, почти обезумев, с силой вытолкнул ее из дыры. Не успела она очутиться снаружи, как он оказался рядом и снова обнял ее, с таким отчаянием, что она едва могла дышать.
— Ты не поранилась? Не ушиблась? Скажи мне, что все в порядке!
— Со мной ничего не случилось, Линк, ничего, — поспешила заверить она. — Подумаешь, всего‑навсего несколько камешков. Пещерка цела.
Линкольн отступил, прикрыл рукой глаза и попытался успокоиться. Но потрясение оказалось слишком велико, хотя голос уже звучал ровно.
— Знаю. Прости, что так всполошился. Но мой отец погиб при обвале. Его раздавила огромная глиняная глыба, увлекшая за собой булыжники. Он прожил еще немного, ровно столько, сколько понадобилось, чтобы откопать его и доставить домой. Мне вдруг показалось, что трагедия повторяется.
— Тише, тебе ни к чему извиняться.
— Неужели прошлое никогда не перестанет, меня преследовать?
— Обязательно перестанет, — заверила Мелисса, прижималась к Линкольну. — У тебя не будет времени тосковать, когда ты женишься на мне. Я принесу в приданое только смех и солнечный свет.
Линкольн, чуть отстранившись, улыбнулся:
— Обещаешь, Мелли?
— Клянусь.
К ним подбежал запыхавшийся Йен:
— Что случилось?
— Здесь опасно, — пояснила Мелисса. — Стены начали рушиться.
— В таком случае вернемся домой. И будем надеяться, что простуда нас не доконает.
Однако это было легче сказать, чем сделать. Напуганные внезапной бурей лошади ускакали.
Глава 44
Их нашли к концу дня, на полпути к дому, пересекающими вересковую пустошь. Всадники примчались с побережья и сначала не заметили путников, возможно, потому, что те нашли убежище в обугленных
Двадцать три всадника. На бедняг словно надвигалась небольшая армия или шайка разбойников. Ненастная погода отнюдь не способствовала хорошему настроению, тем более что Локлан, истерзанный тревогой, потерял остатки терпения еще несколько часов назад.
— Никаких прогулок, пока погода не установится, — были его первые слова, обращенные к Мелиссе. — Ты пытаешься все уладить, но получается только хуже.
Мелисса передернула плечами:
— Ты даже не спросишь, что стряслось? Или думаешь, мы бредем домой под дождем ради забавы?
— Вы потеряли лошадей, — встрял Адам. — Это мы уже знаем.
— Твоя кобылка и мерин Йена вернулись в конюшню, — добавил Йен Четвертый.
— Жеребец Линкольна не знаком со здешними местами и, конечно, заблудился. Возможно, успел натворить дел где‑то поблизости. Придется его искать. Посмотрим, сумеем ли мы с братьями найти его до темноты, — вызвался Джонни.
— Вам следовало вернуться домой, как только дождь начался, — упрекнул Локлан.
Линкольн ушам не верил. Подумать только, стоят и препираются из‑за пустяков, когда Мелисса дрожит в ознобе.
— Она простудилась, — резко заметил он. — Успеете пожурить нас в более теплом месте.
Очевидно, мнение Локлана о человеке, набравшемся наглости критиковать будущего тестя, отнюдь не улучшилось. Он молча усадил Мелиссу в седло перед собой и подстегнул коня. Надеяться на то, что кто‑то предложит подвезти и Линкольна, не приходилось. Он ничуть не удивился бы, если бы пришлось тащиться пешком до самого дома, поэтому только потрясение моргнул, когда Йен Первый предложил ему руку, чтобы помочь вскочить на его коня. Они поскакали следом за Локланом.
— Вижу, ты стал мягкосердечен в свои преклонные годы, — заметил Линкольн, когда лошадь под ними пошла медленнее.
— Да ну? — хмыкнул тот. — В таком случае позволь объяснить, как я все это вижу, со своей точки зрения. Когда Дуги признался, что именно он начал драку, я долго размышлял, и теперь многое предстало передо мной в ином свете.
— Черта с два. Вы по‑прежнему против моей женитьбы на Мелиссе.
— Да, но только по одной причине. До этой исповеди многое произошло, причем, согласись, ты тоже во многом виноват. И не помешайся ты тогда, мы с братьями должны были бы перед тобой извиниться.
— Насколько я понял, себя вы в моем безумии не вините?
— Черт! Значит, по‑твоему, виноваты мы?
— Нет, учитывая то, что сам я себя сумасшедшим не считаю. Я осуждаю вас за то, что никто не позаботился спросить, что случилось на самом деле. Легче всего было посчитать меня безумцем и на этом успокоиться. Пойми же, я был в ужасном состоянии, терзался мыслью о том, что навсегда потеряю лучшего друга, если не сумею все выяснить и расставить по местам. Ты и твои братья даже не дали мне возможности попытаться. Вот за что я виню вас, Йен.