Погоня за сокровищем

Григорьева Юлия Геннадьевна

– Много животных привезли? – как бы между прочим поинтересовалась Адалаис Лоет.

– О-о-о, – глаза юного создания полыхнули восторгом, она громко шмыгнула и провела ребром ладони по горлу. – Маменька, там такие звери! Чудо, а не звери. Когда открылась клетка льва, матросы чуть в шта-а-а… Так перепугались! Мы со Сверчком за бочки спрятались, но клетку успели закрыть. Он так рычал! Громче только Самель на поварят рычит, точно вам говорю!

Мадам Лоет снова рассмеялась и с нежностью посмотрела на дочь, которая теперь с упоением рассказывала о зверях и разгрузке. Тина отчаянно жестикулировала, показывая размеры клеток и зверей, несколько раз вскакивала

со стула, чтобы пробежаться по гостиной и снова упасть на стул в восторженном изнеможении.

– И ни капли раскаяния, – усмехнулась маменька, когда дочь выдохлась.

– Я само раскаяние! – возмутилась девица.

– Оно и заметно, – мадам Лоет покачала головой, поднялась со своего места и подошла к дочери, целуя ее в макушку.

Тина снова вздохнула и решила не сворачивать с выбранного пути исправления и благородного воспитания. Она поднялась вслед за маменькой и пристроилась рядом.

– А как ваш день прошел, мадам Лоет? – поинтересовалась она.

– И не спрашивай, – отмахнулась та. – Вначале все было чудесно, но потом прибыл курьер из конторы, и твой папенька устроил гипсовое побоище. После угомонился и засел за дела. А потом прибежала Лисси, и папенька разбил еще несколько гипсовых голов. Ты повела себя, как малое дитя и очень расстроила нас. После того, как сбежала со Сверчком смотреть драку на Персиковой улице, пока твой учитель литературы и грамматики вышел за хрестоматией, мы были уверены, что совесть в нашей дочери проснулась. Однако разочарование было столь сильным, что твой папенька пришел в невероятное негодование. Не скажу, что я осталась благодушной…

– Ма-аменька-а, – проныла мадемуазель Лоет, – я буду хорошей, клянусь вам! Хотите, я за ночь выучу десять длинных и нудных стихов? Хотите? Нет, правда! Я могу! Я все могу, я же Адамантина Лоет! Я дочь своего отца…

– В том-то и беда, – усмехнулась маменька. – Что он никак не отучится сквернословить, что ты не желаешь отказаться от неприличного лексикона. А ведь ты девица, Тина.

– Я могу…

– Что ты ответила мадам Манси, когда она спросила, не идет ли дождь? – дочь неопределенно пожала плечами и фыркнула. – «Хлещет, дьявол его дери, мадам Манси. Если он не прекратится к обеду, мы всплывем кверху брюхом». Вот, что ты ответила бедной пожилой даме. Она после этого вынюхала все запасы нюхательных солей в нашем доме и выхлебала последнее успокоительное.

Юное создание возмущенно взглянуло на маменьку. Праведное негодование охватило мадемуазель Лоет, и она воскликнула:

– Маменька, а не вы ли желали приказчику третьего дня, чтобы дьявол его наизнанку вывернул и драл через колено?!

– Прости Всевышний, – вздохнула мадам Лоет и строго посмотрела на дочь. – Не смей указывать матери… и подслушивать… и повторять. К тому же приказчик заслужил. А мадам Манси – нет.

Сообразив, что спор лишь усугубит дело, Тина смиренно потупилась и проникновенно произнесла:

– Как же вы правы, маменька. Ваша мудрость неоспорима, а слова подобны нектару.

– А вот лесть ни к чему, – тут же остановила ее мадам Лоет.

– В любом случае, вы правы, маменька, – не сдалась благовоспитанная девица. – И я непременно стану такой, как вы. Дайте мне только время, и вы не узнаете своей дочери. Я даже научусь разбираться в этих дурацких шляпках… – Она вдруг замолчала, просияв от неожиданной идеи. – Маменька, а вы отправьте меня к бабушке Дульчине. Она сделала из вас настоящую женщину, она и меня научит. Кто лучше мадам Ламбер разбирается во всех этих светских хитросплетениях? Вам, к примеру,

скучно на балах и вечерах в Благородном Собрании, а бабушка там, как рыба в воде. Точно, маменька! Это же то, что нужно! И я стану настоящей дамой, непременно стану. Ну, маменка-а-а, – вновь заныла она, с мольбой глядя на родительницу, – ну, пожалуйста. Бабушка Дульчина – женщина, она лучше разбирается в том, что должна знать девушка благородного воспитания, чем его сиятельство. Прошу вас, поговорите с папенькой!

– Как я могу спорить…

– А папенька пел ту песню, которую вы запрещали петь в доме, – наябедничала Тина. – А еще угрожал беспросветным запоем. А еще…

Мадам Лоет остановила кляузничающую дочь, так пытавшуюся переманить мать на свою сторону, и мадемуазель, обежав маменьку, бухнулась перед ней на колени, крепко обняв за ноги:

– Спасите меня, маменька! Или я не буду, ни есть, ни пить, и вас не отпущу.

– Ну что же за привычка у вас с отцом?! – возмущенно воскликнула женщина. – Либо шантаж, либо крайности. Встань!

Тина замотала головой, готовая в отчаянии простоять так со своей добычей до скончания века… ну или хотя бы пока их не увидит папенька. Уж он-то не позволит маменьке провести ночь не в постели, а стоя в капкане дочерних рук. Или же матушка все-таки сдастся на уговоры, что будет верней, потому что господин Лоет, скорей надерет уши, еще более сердясь за ослушание. Да, лучше все дела уладить до появления папеньки, решила находчивая девица и снова захлюпала и засопела, пытаясь разрыдаться.

Однако разрыдаться она не успела, потому что послышалась уверенная поступь отца, и господин Лоет остановился, изломив бровь, с нескрываемым интересом наблюдая за происходящим.

– Ну и? – коротко поинтересовался он, скрещивая руки на груди.

– И вот, – тяжко вздохнула Тина, в отчаянии вскричав. – Маменька!

– Чем был занят, дорогой? – поинтересовалась мадам Адалаис, глядя на мужа и не замечая несчастных глаз дочери.

– Отправил отцу письмо, мой ангел, – ответил Вэйлр Лоет. – Думаю, через пару недель его сиятельство будет здесь и заберет наше неугомонное сокровище. Я бы сам ее отвез, но слушать нытье всю дорогу не имею желания, пусть дед вкусит прелести общения со своей внучкой.

– Его сиятельство будет недоволен, – заметила его супруга.

– Плевать, – беззаботно ответил бывший пират.

– Гарпун мне в печень, – раздосадовано отозвалась с пола мадемуазель Лоет.

Глава 2

За окном шумел зеленый сад, наполненный солнечным светом. В ветвях ближайшего дерева заходилась в восторге какая-то пичуга, чирикая уже не менее получаса. Из сада доносился негромкий смех садовника, разговаривавшего о чем-то с привратником. За дверями слышался голос отца, но вскоре он исчез, и за спиной мадемуазель Лоет, придававшейся унынию, сидя на окне, осталось лишь горестное сопение Лисси. Тина полуобернулась, чтобы взглянуть на няньку, и та совсем уж горестно протянула:

– Охо-хо-нюшки-и-и. Я же вас предупреждала, мадемуазель, я же говорила, я же увещевала, я же…

– Лисси, хоть ты не трави душу, – мрачно ответила девушка и снова выглянула в окно.

– Пс, пс, – вдруг коснулось ее слуха.

Тина бросила вороватый взгляд на нянюшку и попросила:

– Лисси, что-то в горле пересохло, принеси воды, пожалуйста.

– Так вот же стоит графин, там воды под самую крышечку, – ответствовала нянька.

– А я не воды, я чая хочу, – упрямо потребовала мадемуазель Лоет. – И печенья, да.