Поговори со мной!
Шрифт:
Мир спасти не удалось…
Аврора так расстроилась, что ещё долго бесцельно блуждала между руинами стен, и осколками того, что ещё когда-то было целым, красивым и несущим своё гордое название интерьер.
Потом она три часа в правом крыле корпуса терпеливо обходила бывшие жилые помещения. Тщательно промеряла все размеры – высоту, длину, ширину и всевозможные выступы и ригели. Все полученные данные аккуратно заносила в блокнот, вычерчивая схемы и перепроверяя по сто раз точность и правильность записей.
Вернувшись домой, засела за ноутбук. До глубокой ночи переносила все дневные измерения в новый чертёж в программе архикад. Только когда
*
Шуманский тяжёлым взглядом проводил эту горе-дизайнершу, которая спотыкаясь и сбиваясь, только что неуклюже вывалилась из его кабинета. И как только его угораздило согласиться, чтобы такой ответственный и крупный объект отдали этой пигалице? Хоть и убеждал его Гришков, что она грамотный специалист и сделает всё на высшем уровне – Шуманскому как-то слабо верилось, что какая-нибудь представительница слабого пола в состоянии осилить столь масштабный и пафосный объект.
Он бы ни за что по собственной воле не выбрал бы дизайнера – женщину. Только мужчину, в конце концов, архитектура – наука точная, там математика, начертательная геометрия, сопромат и физика – разве женских мозгов это дело? Трудно даже представить, чтобы за всякими там завитушками волос, торчащими из причёски, старательно расчёсанными и уложенными прядками, в легкомысленной дамской головке помещалось что-нибудь ещё кроме забот о собственной внешности. Разве молодая барышня способна на серьёзную работу, а тем более – на такой значительный и важный проект? И тем более – такая женщина, как эта курица, Кострова!
Единственное, что пока удерживало Шуманского от кардинального отказа от её кандидатуры – это поразившие его идеи эпатажного образа для санатория. И её реплика на тему «чтобы народ туда, как на экскурсию валил». В этом что-то есть. Хотя и это может быть лишь только случайно промелькнувшая крошечная искорка, по ошибке затесавшаяся в её сознание. А как дойдёт до дела – то окажется, что Кострова не в состоянии ни вытянуть эти идеи, ни просто качественно их объяснить. И все её заманчивые предложения останутся только красивой сказкой, не подкреплённой ни чертежами, ни расчётами. Пустыми словами.
Владислав Шуманский к противоположному полу с некоторых пор относился с большим недоверием. А точнее – он их просто недолюбливал.
Всё началось давно. Сначала он влюбился. Ещё в студенческие годы, на предпоследнем курсе института. Элеонору он тогда считал воплощением совершенства. Он надолго запомнил ту её юную свежесть губ, и постоянно ускользающую, как предутренний сладкий сон, гибкую фигурку, вечно стремящуюся то на какие-то занятия, то в секцию аэробики или в бассейн. В ней прекрасным было всё, как по Чехову: «и лицо и одежда и душа и мысли». Владислав тогда от любви просто одурел. Но самым поразительным было то, что она ответила ему взаимностью. Он всё никак поверить не мог своему счастью. И ему казалось, что он просто не достоин такой красавицы, что она вот-вот рассмотрит его, разочаруется и обязательно бросит. Но она не бросала. И даже на последнем курсе вышла за него замуж. Причём, как-то так всё получилось, что вроде бы это была его инициатива, но подвела Славу Шуманского к такой мысли, чётко осознанной и сформулированной в виде предложения руки сердца, сама Эля.
А он был просто счастлив. Они поженились и это его счастье – быть рядом с ней теперь всегда – разлилось на долгие годы. На девять лет почти. Жаль только, что ребёнка Эля
Потом однажды он совершенно случайно, в разгар рабочего дня наткнулся на свою жену в городе. Владислав подъехал к огромному торговому центру по работе – хотел глянуть на место предполагаемой реконструкции перед тем, как новый проект начнут обсуждать в офисе с инвесторами и партнёрами. Шуманский всегда стремился получить максимальную информацию до начала переговоров. Он старался заранее понять, какие могут возникнуть трудности или наоборот, убедиться в разумности и перспективности текущих предложений.
Он парковал джип на площади перед торговым центром, когда случайно, через лобовое стекло заметил Элеонору. Она шла в обнимку с молодым парнем, похожим ожившую статую какого-то древнегреческого бога. Впереди себя они везли тележку, заполненную пакетами из Ашана. И этот Аполлон или Нарцисс так по хозяйски обнимал жену Шуманского, что у Владислава даже свело челюсти от возмущения и злости. Этот молокосос положил свою лапищу на Элины ягодицы, словно это его жена, и он придерживает её привычным жестом.
Владислав тогда так удивился, что даже не сразу сообразил, что делать. Только сидел и смотрел, как они докатили тележку до автомобиля, перегрузили в багажник содержимое.
Апрельское солнце играло бликами на полированных боках их тёмно-зелёной мицубиси. Стекло в отрытой двери полыхнуло в глаза ярким солнечным зайчиком, на долю секунды ослепив Шуманского. Проморгавшись, он снова уставился на разливающийся приторным сиропом сюжет с его женой в главной роли. Парень с внешностью античного бога, сгрёб Элю в охапку и поцеловал. У Шуманского внутри сжался тугой узел. Аполлон, оторвавшись от её губ, мягко подтолкнул Элю под зад и усадил на пассажирское сиденье. Только тут Шуманский опомнился, зашуршал в бардачке, нашёл какую-то бумажку, ручку и нацарапал номер незнакомой машины. В это время иномарка, в которую погрузились Эля и её спутник, плавно выкатилась из парковочного кармана и поехала в сторону трассы. Шуманский еле успел отреагировать и вырулить из укрытия. Как в плохом детективе, он ринулся в погоню за женой и этим…
В нём все кипело и бурлило, эмоции плескались через край. То ему казалось, что он застукал собственную жену с любовником и теперь тащится по пробкам за ними в логово разврата. То наоборот, он сам себя пытался успокоить и найти массу объяснений и логичных доводов, что это всё – совсем не то, что он подумал. И этот парень для Эли ничего не значит. Но тут же в мозгу вспыхивала безжалостная картинка, и он отчётливо видел, как Эля смотрела на этого юнца. В эти мгновения у Шуманского даже темнело в глазах, и горло пересыхало и слипалось.
В муках и сомнениях он проводил Элю с Аполлоном до какой-то многоэтажки. Пришлось держаться на расстоянии и просто спрятаться среди других припаркованных машин. Из импровизированного укрытия Шуманский наблюдал, как в обратном порядке парень выгрузил Элю, достал пакеты, закрыл багажник и они, опять обнявшись, пошли к подъезду. Эля вытащила из кармана ключи, открыла двери. И широкая дверь поглотила их.
А Шуманский ещё долго сидел в каком-то отупении и смотрел на захлопнувшуюся дверь чужого подъезда чужого дома за его родной женой. Которая скрылась там с чужим мужчиной.