Поговорим о демографии
Шрифт:
И представьте, живем и здравствуем. Гораздо дольше, чем наши предки, которые всю жизнь проводили среди дикой, первозданной природы, в лесных кемпингах санаторного типа, то бишь в землянках и курных избах, не имевших, как сами понимаете, даже совмещенных санузлов.
А если судить по таким конечным результатам, как показатели долговечности? Поднимем материалы всесоюзной переписи 1959 года. Средняя продолжительность жизни нашего сельского населения тогда была равна 68,88 года, городского — 68,13. Различие, как видно, малозаметное. Во всяком случае, гораздо меньшее, чем между горожанками (71,42 года) и «селянами» — жившими
Чересчур усредненные показатели? Хорошо, возьмем какой-нибудь конкретный пример — промышленный центр и транспортный узел. Более или менее типичный, не из гигантов-миллионеров, но и не из карликов-десятитысячников. Допустим, Днепропетровск. В 1959 году там насчитывалось 660 тысяч человек. Оказывается, средняя продолжительность жизни для них для всех была даже больше, чем для миллиона с лишним в деревнях области. Правда, опять-таки ненамного: у женщин—74,15 года (город) и 74,08 (село), у мужчин соответственно 67,93 и 67,56.
Конечно, если взять тех лишь наших соотечественников, кому 100 лет и более, то в целом по стране их в городской местности раза в 4 меньше, чем в сельской. Но, как мы увидим, и из этого правила есть исключения.
Разумеется, борьба за чистоту нашего дома — всего земного шара, а значит каждого государства, города, села, — проблема, которую смешно отрицать. Недаром в последние десятилетия ее обсуждали на сотнях международных конгрессов, конференций, симпозиумов. Высказано немало обнадеживающих рекомендаций. Многое сделано. Появились открытия и изобретения, облегчающие решение этой важной, но непростой задачи.
Понятно, что осуществление научно-технических идей требует благоприятных социально-экономических условий. Самые энергичные выступления печати, самые строгие юридические запреты могут остаться просто бумажками, просто благими пожеланиями, если за ними нет солидной материальной базы. Если говорить об СССР, то у нас на охрану и улучшение природы выделяются многие миллиарды рублей ежегодно. Ни одна новостройка — в столице ли, в другом ли городе, рабочем поселке или колхозе — немыслима без учета санитарно-гигиенических рекомендаций.
Ясно: сколь бы велики ни были старания одного народа, их эффективность может ослабить отсутствие таких же усилий у прочих наций, даже заокеанских. Планета одна на всех. К счастью, уже налажено и расширяется межгосударственное сотрудничество в решении этих актуальных проблем. Оно нашло свое отражение в соглашении между СССР и США. Еще раньше — в Комплексной программе социалистической экономической интеграции, принятой в 1971 году странами — членами СЭВ и рассчитанной на поэтапное осуществление в течение 15–20 лет.
В рамках СЭВ речь идет о том, чтобы постоянно снижатьуровень загрязненности; хотя бы стабилизироватьего — так ставят вопрос западные державы и в национальных, и в международных масштабах (скажем, в рамках «Общего рынка»). Как бы там ни было, сдвиги налицо.
— И все же бурный «атомный век» так или иначе сказывается на нас. Во всяком случае, подтачивает душевные, а с ними и физические силы организма.
— Преувеличенные страхи перед «таинственными угрозами», которыми якобы чреват «атомный век», зачастую опаснее самих его реалий. Например, ядерные электростанции не более опасны, чем любые иные
— Но темпы, темпы! Недаром же именно сейчас, когда мир стал поистине быстродействующим, заговорили о стрессе.
— И здесь не стоит поддаваться страхам, рожденным «кошмарами цивилизации».
Вообразим, что на Бродвее каким-то чудом объявился неандерталец (или его гипотетический прямой потомок — пресловутый «снежный человек»). Слыша на каждом шагу «стресс», «стресс», «стресс» и уразумев наконец, что сие означает, новоявленный конкурент местных хиппи наверняка изумился бы очередному откровению человеческого гения, оценив по достоинству новое слово науки. «Удивительно, ребята, как вы узнали название этой самой штуки? — заявил бы он в интервью с простодушием троглодита. — Сама-то она нам хорошо знакома, да вот только я имени ее не знаю: им, таким мудреным и, оказывается, популярным, мы ни в жизнь не догадались бы поинтересоваться. Мы как-то не думали об этом».
И добавил бы, указывая пальцем на «стада железных зверей в каменных джунглях»: «Оно конечно, в вашем каменном веке тоже, видать, хлопот полон рот. Четырехколесных вокруг вас больше, чем некогда четвероногих вокруг нас, но… Эх, побывали бы вы в нашей шкуре! В звериной, я имею в виду. В той, за которую мы костьми ложились на охоте. А вам манто завертывают в универмаге. Наши пещеры были пониже, но населяла их не менее беспокойная публика. Всякое бывало».
Жаль, что нет такого свидетеля. Но его устами глаголет наука, (разумеется, в более изысканных выражениях).
Да, темпы «атомного века» довольно-таки напряженны. Казалось бы, они не могут не травмировать психику человека. Ведь «биологические часы» — те, что «тикают» внутри нас, задавая ритм нашей жизнедеятельности, — настраивались в процессе эволюции при совершенно иных условиях. Но в чем иных-то? Тишь да гладь, божья благодать?
Нет, «идиллии» ледниковой эпохи — такой же миф, как и «безвозвратно минувший золотой век сверхдолголетия». Неспроста советский антрополог Я. Рогинский, профессор МГУ, говорит о «тягостной аритмии, которую вносила мысль в деятельность палеолитического охотника». И троглодит вполне мог бы (если бы сумел) произнести философически-поэтическую сентенцию: «Вечный бой! Покой нам только снится».
Ну а урбанизация? Уж если, оглядываясь назад, на брюсовский город с кэбами и омнибусами, мы видим «яростный людской поток», то сегодня нечего и говорить. Многие уверены: погружаясь «в эту бурю, в этот адский шепот», мы подвергаем опасности душевное, а не только телесное здоровье. Другое, мол, дело деревня. Она дальше от «злодейки цивилизации», ближе к природе, там нет такого движения, шума, сутолоки, тех треволнений.
И, дескать, прямо беда, что доля городского населения все увеличивается: в 1926 году в СССР она составляла 18 процентов (26 миллионов человек), в 1959 году — 48 процентов (100 миллионов), а в 1970 — уже 56 процентов (136 миллионов); прогноз на будущее дает такие цифры: приблизительно 70 процентов (свыше 200 миллионов) в 2000 году и 90 процентов (более 400 миллионов) в 2070-м.