Погранец
Шрифт:
– Карабин верните, воры.
Разобрались быстро, случайно прихватили, вернули. Он, я глянул на номер. Подсумки с патронами при мне были, так что карабин на плечо, и мы двинули прочь от бункера. Причём не по следам саней, а новый след прокладывая, чтобы, если кто по ним пройдёт, увидел, что сани встали у озера, постояли, и пошли дальше. Передышка. Поэтому особо из бункера никого не выпускали, чтобы следов не оставляли. А если выпускали, сборщиков или лесорубов, вот вам метла и заметайте свои следы. Одна из женщин даже была назначена на должность по маскировке. Следила чтобы следов не было. Часа два шли, пока не вышли куда нужно, на санях оружие из того схрона жилого, отдал его бывший унтер, партизанам действительно сейчас туго было. Вот и долбили лопатами и ломом крышку люка, лом наш, его вернуть потом требуется.
Харламов изучил схрон, и мотнув мне головой, отошёл под высокие ели, и когда я встал рядом, сказал.
– Вижу, действительно слово держишь, и схрон не свежий. Сколько ещё таких имеешь?
– Почти два десятка. Даже сейчас в зимнем лесу найду. Бывал и изучал. Тут рядом ещё один схрон, но тот, кто копал, схалтурил, вода попала. Я спускаться не стал, есть там что или нет, не знаю. Даже если есть, вряд ли пережило.
– Отдашь его деду Матвею, может что ценное найдут, им сейчас любая вещь на вес золота. Знаешь, как каратели на них напали?
– Рассказали.
Это летом прошлого года было, налетели, согнали в большой амбар и решили поджечь, уже дровами обкладывали и соломой, а тут партизаны. Частью побили картелей, всю технику сожгли, другая часть разбежалась, леса вокруг, смогли уйти. Вот и освободили. Поляки были картелями, успели несколько девок и женщин снасильничать. К тому моменту деревня полыхала вся. Каратели дома подпалили первыми, потом и амбар, партизаны выбивали ворота, когда уже стены взялись. К счастью, кроме пяти погибших, и сгоревшего имущества, все живы остались. Даже часть скотины. Собрались и ушли в лес, и вот живут, бедуют, как сказал командир партизанского отряда.
– И не понятно, почему именно эта деревня. Пленных не было, спросить не у кого. Терентий, ты не понимаешь всю глубины сегодняшней проблемы. Сам видел, деревенские доходяги, голодают, истощены, у нас в отряде ситуация не лучше. Мы ещё припасы отдаём детям и беременным, им нужно. Сейчас самая главная проблема, нехватка припасов. И немцы это отлично понимают, охраняют всё очень серьёзно. Вывезли в города, держат на складах. Овощи нужны. Мука есть, спасибо за неё, но нужны овощи. Они ещё в феврале закончились. И нам, и деревенским. Операция по добыче припасов сравнима по важности с боевой. Добудешь грузовик овощей, получишь медаль. При свидетелях обещаю.
– А если два?
– с интересом слушая, уточнил я.
– Орден.
– Что ж, готовьте орден, будет вам овощи. Кстати, по награде, когда её ждать после передачи добытого?
– В течении пары недель, самолёты к нам редко летают, у нас не самый крупный отряд, но громкие дела за нами числятся. Да и сам видишь, тает, полоса раскисла. Пока не просохнет, самолёта может не быть. Мы уже два состава с ценными военными грузами отправили с обрыва. Мост взорвали железнодорожный, на неделю блокировав движение. Меня и многих партизан за это наградили. Уничтожили роту карателей. Ну и много других славных дел.
– Меня всё устраивает, но куда доставить добытое? Не к бункеру же?
– Хм, есть заброшенная дорога на сожжённую смолокурню. Немцем и полицаям там делать нечего. Можно туда доставить. Дед Матвей знает где она, объяснит. Я там связного оставлю, он мне сообщит, если что будет.
– Ясно. Значит, договорились?
– протянул я руку.
– Договорились, - крепко пожав её, кивнул Харламов.
После этого мы расстались, партизаны ушли в сторону, где их лагерь, или в другую, путая след, я бы так и сделал, а мы с дивчиной, что на плече несла лом, возвращались к бункеру. Это прошло благополучно, дед Матвей действительно объяснил где смолокурня, и с большой неохотой отпустил меня. У меня задание, да и он понимал насколько оно важное. Правда, перед этим велел показать где тот схрон с попорченным содержимым. Я описал наш разговор с Харламовым и тот им заинтересовался. Снова за старшую была Матрёна, и ей выделили с шесть помощников. Я показал схрон, что
Два грузовика «Опель-Блиц», что выехали с овощехранилища в Минске с разницей в шесть часов, я ждал в течении двух дней. Недалеко от города, на дороге перехватил. С водителями и сопровождающими, в хранилище их отправил со всем содержимым, и вернулся на «Шторьхе» под Барановичи. Там пролетел на одеяле, шесть километров, провёл разведку у сгоревшей смолокурни, действительно был партизан, и не малец какой, а лет двадцати, с немецким карабином. Видно, что опытный, понюхал пороха, чуть меня не засёк. Так что вернулся на ночную дорогу, где достал один из грузовиков, и съехав с трассы, пробив колею, покатил к лесу, и там по лесной дороге, около километра, и выехал на смолокурню. Заглушив двигатель, покинул кабину и отойдя за капот, покрутился, давая себя рассмотреть в свете фар. Партизан вскоре вышел ко мне, насторожено поглядывая вокруг. Сам он ждал не на смолокурне, а чуть в стороне за деревьями расположился, костерок, волчья шкура, лапника нарубил. Спать собрался. Одеяло плотное имел. Нормально, одежда тёплая, видно, что не в первый раз.
– Ты от Харламова?
– спросил я на всякий случай.
– Да.
– Вот первый грузовик с овощами. В кабине два тела. Я их застрелил. Там трофеи, документы я забрал, но оружие осталось и мелочь по карманам, можешь забрать. Раз тебя послали, должен же быть гешефт. Разрешаю что понравится забрать. Оружие тоже забирай, а я за вторым грузовиком. Харламову скажи, что они полные, пусть больше саней возьмёт.
– Понял.
Я забрал карабин из кабины и вещмешок и уже собрался убежать, как тот от открытой дверцы пассажира воскликнул:
– Эй! Они тёплые ещё.
– А что, мне самому машину вести? Я плохо управляю. Сюда сам заехал, а так они везли, а я на прицеле держал. Вторые уже подмёрзшие.
– Понял.
Тот остался, он с немцев не только шинели снимал, попадания в голову были, но и форму. И вообще всё. Видимо серьёзные проблемы с одеждой и всем необходимым в лагере. Я же добежал до дороги, достал второй грузовик и по колее от первого покатил обратно к смолокурне. Вообще снега ещё достаточно, таит, проталины уже есть, но проехать сложно, однако первый грузовик был в комплектации вездехода, он и пробил дорогу. В некоторых местах приходилось сдавать назад и на скорости проскакивать участки. Вот на второй машине и без вездеходных свойств удалось проехать по колее. С трудом, но доехал. Партизана уже не было, машина стояла, урча мотором, я её не глушил, и два обнажённых тела рядом. Вот и поставил машину справа от первой. Двигатель тоже не глушил. А в радиаторах вода, замёрзнут, а я хотел передать всё в целостности и в сохранности. Подумав выкинул оба тела из кабины второй машины и начал раздевать, пока тела совсем не окоченели. Если партизанам даже это нужно, желательно подготовить. Узлы с формой и шинели убрал в кабину. Да и сам уснул в кабине первой машины, вездеходной, на сиденье, оно тут сплошное
Не знаю где лагерь партизан, но видимо рядом, разбудили меня стуком в окно двери, уже в десять утра. Так что глянув на наручные часы, я сел, зевая, и глянув как на полянке становится многолюдно, да и саней хватало, натянув сапоги, и выбрался наружу, где и попал в крепкие объятия Харламова. Потом комиссар отряда обнял. Я его впервые вижу. Надо мной немного посмеялись. Командир отряда говоря о грузовиках, имел ввиду объёмы, несколько тонн, они так привыкли говорить, а я действительно машины пригнал, чем всех поразил. В общем, тот при всех подтвердил, что за такой подвиг, в одиночку две машины взять, убив четырёх немцев, документы их я тому сдал, заслуживает ордена. Пообещал наградить. Дальше погрузка, машины приняли, я был прав, разгрузив, куда-то угнали, тела утащили подальше в лес и закидали снегом. После этого в партизанский отряд прибыли, недалеко, шесть километров, в центре довольно крупного леса находились, на берегу реки землянки вырыты. Хм, летая на «Шторьхе», я тут костров не видел. Дальше было построение и меня торжественно приняли в состав отряда, о чём была сделана запись, и описав мой подвиг, обещали представить к награде. Сообщили также, что я киномеханик, уточнив, когда будет первый киносеанс.