Пограничье: За чертой
Шрифт:
За два дня ничего не изменилось. На третий день муж ушел на службу. Я осталась дома одна. И мне было сильно некомфортно. Ладно сползать, как червячок, в туалет. А доползти покушать и попить – это вызывало непередаваемые чувства, несмотря на то, что муж оставил у кровати чайник, кружку, ведро (на всякий случай), печенье и что-то еще. Дотянуться до стола можно, а сделать обычный бутерброд – ну в самом то деле, на полу, что ли есть? Я была в отчаянии.
Нарыдавшись, я впала в какое-то состояние полузабытья. И пребывала в нем половину дня, и всю ночь, вплоть до возвращения мужа домой.
Жора посмотрел на меня с сочувствием, убрал все лишнее из комнаты и, сказав, что приготовит завтрак, вышел в кухню.
Внезапно мне показалось, что я уловила то
Повернув голову к стене, на которой висел небольшой ковер, я вздрогнула от неожиданности. ТАКОЕ я видела впервые. На ковре, почти по диагонали, вырисовывались крупные огненные буквы, будто кто-то сделал надпись, и получилась фраза, на две строки: «ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ ИМЕТЬ ДЕЛО С МАТЕРИАЛЬНЫМ». Фраза медленно перетекала, будто буквы на самом деле были маленькими огоньками, постепенно растворяясь после моего прочтения. Я вскрикнула достаточно громко и села в кровати. Открылась дверь, заглянул Жора, спросил с любопытством: «Что случилось?»
Я стала рассказывать – про шум и про огненные буквы на ковре и фразу, которую я успела рассмотреть. Муж с недоверием посмотрел на стену, потом на меня, потом произнес:
– Если бы не видел результатов твоей работы, то подумал бы, что ты чокнулась. Но поскольку понимаю, что ты можешь видеть такое, что не видят другие – допускаю, что ты не спала и в самом деле тебе там что-то написали… Но что это значит?
Посмотрев еще раз на стену, я перевела взгляд на мужа. Почему-то вспомнила, как Лена сказала про него «он другой». Хотя я занималась с мужем, помогая и ему открыть в себе экстрасенсорные способности. И кое-что уже неплохо получалось. У него стало пробиваться дермовидение – пальцами он мог угадать цвет или масть карты на тренировочных уроках. Ауру еще видел плохо, но иногда, прикрыв рукой глаза, говорил восторженно, что видит скелет человека голубоватым таким свечением, или какую-то информацию.
И вот, взглянув на Жору, я вдруг поняла наше различие. А вслух сказала:
– Не знаю насчет материального, не понимаю, что это означает. Но точно знаю, что лечить Леночку мне нельзя. Завтра поедешь к Николаю и скажешь ему это. И еще скажешь, чтобы он приехал к нам, один. Мне нужно кое-что ему сказать. А теперь я хочу спать.
Я отвернулась к стенке, чувствуя, как у меня закрываются глаза. А Жора вышел на кухню. Заснула я так крепко, что не слышала, как он звал меня кушать, как позже пришел и лег поспать после дежурства.
Часа через три я проснулась как от толчка. Повинуясь какому-то импульсу, я дернулась опустить ноги с кровати на пол. И у меня получилось! Я попробовала встать на ноги, что тоже получилось. Была небольшая слабость, легкое головокружение, но я твердо стояла на ногах, словно и не было никакого трехдневного паралича.
– Да неужто? – раздался сзади голос мужа.
– Вот так вот, – я развела в стороны руки. Потом сделала шаг, пошатнулась, и уже подняв голову к потолку, как будто обращаясь к небу, произнесла:
– Да поняла я, поняла. Не буду лечить кого нельзя!
И потихоньку двинулась в туалет.
На следующий день Жора поехал к Николаю. Через пару часов они приехали. Вошел мужчина, конечно опечаленный. И мы стали беседовать.
Пока я три дня лежала наполовину обездвиженная, я провела много часов в медитации и поиске причины произошедшего. Заодно «посмотрела» ситуацию, которая и привела к такому заболеванию у ребенка. Все элементарно и банально просто. Николай, достаточно симпатичный мужчина, увлекался женским полом настолько активно, и имел успех в амурных делах, что одна из его пассий оказалась беременной. Жениться он не собирался, и молодая девушка не сочла необходимым оставить ребенка, опасаясь осуждения и трудностей матери-одиночки. Но «нажелала» она несостоявшемуся
Когда я описывала виденное, и задавала вопросы Николаю, на которые уже знала ответы, он только ниже опускал голову и печально кивал головой. Под конец он спросил:
– И что, ничего нельзя сделать?
– Да наверное можно. Если ты согласишься забрать себе то, что тебе причитается. По крайней мере – я так вижу.
– Так я согласен, – чуть не заплакал мужчина. – Сделай это, я ради дочери готов на все.
Я положила руку ему на плечо и сказала:
– Знаешь, Николай, я не Господь Бог. Не я решаю – кого миловать, а кого наказать. И последствия за твою вину я тоже не могу забрать, у кого бы то ни было, и вернуть тебе. Наверно это только через церковь и покаяние возможно…
Он закрыл лицо руками и заплакал. Я дала ему время на проявление искренней эмоции, подождала, когда он успокоится. Протянула полотенце, сказала:
– Я полью из ковшика, умойся.
Холодная вода помогла. Вытирая покрасневшее от слез лицо, он спросил, с тоской поднимая глаза на меня:
И теперь она опять не сможет ходить?
– Да почему это? – удивилась я. – Нет, часть работы я провела, и уж не знаю, почему ее вообще допустили, эту часть, но что-то в ее энергетическом поле я изменила. А вот дальше все зависит только от вас обоих. Мне уже открытым текстом сказали, что больше нельзя вам ничем помогать. Объясняйся с женой, она тоже должна тебя простить. По-другому не выйдет. Ты и от беременной жены умудрился гульнуть, так что проси у нее, и у Бога прощения.
Николай уже даже не удивлялся. Он просто был в шоке. Потом пришел в себя, сделал глотательное движение, произнес «ну дела-а-а», и кивнув головой, сказал:
– Ладно, я все понял. Спасибо тебе за все.
Я опередила его, уловив движение руки, которую он засунул в карман:
– И денег я не возьму. В данном случае будем считать, что это я тебе отдала какой-то «кармический долг». Идет? Я бы тоже хотела знать, что получится сделать, чтобы знать, как это работает…
Николай так и оставил руку в кармане, на несколько секунд. Замер ненадолго, о чем-то подумал. Потом вытащил руку, пустую, протянул Жорке, пожал его руку своими двумя и сказал:
– Несколько раз слышал что-то подобное, но чтобы так проняло – это впервые. Наверно не зря нас судьба свела вместе. Я понял, еще раз спасибо вам за все.
Он медленно развернулся и побрел к машине. Я крикнула вслед:
– И аккуратнее там, на дороге, тебе еще дочь растить.
Как в воду глядела. В тот день он нормально доехал домой. Через несколько дней даже нашел в себе силы поговорить откровенно с женой. Нам потом рассказал сослуживец Жоры, родственник Николая (так собственно он и узнал обо мне по рассказам родственника). Конечно, был жуткий скандал, чуть до развода не дошло. Но жена простила его, ради благополучия дочери. Они и правда стали часто посещать церковь. Но через год Николай совершил ДТП, с тяжелыми последствиями, и получил два года колонии-поселения (из-за болезни дочери его оставили отбывать наказание поближе к дому). А Леночка была прооперирована, в Новосибирске. Ей стало намного лучше, ребенок был активным, довольным тем, что она могла бегать, играть со сверстниками. Даже передавала привет мне и дяде Жоре… Потом их след потерялся, так как мы переехали и некому было рассказать, как сложилась их жизнь далее. Но я этот опыт запомнила на всю оставшуюся жизнь…