Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!»
Шрифт:
Выскочив на берег, увидел странное зрелище. Петро Чернышов стоял, держа винтовку наготове, целясь в человека, с поднятыми руками медленно отступавшего по воде.
– Стоять! – время от времени кричал Чернышов и угрожающе двигал стволом.
– Стою, стою, – послушно отвечал нарушитель, парень лет двадцати трех, и делал пару шагов в сторону левого берега. – Только не стреляй… я поляк. Понял? Мирный поляк.
На противоположном склоне стояли человек семь немецких солдат и офицер. Они пересмеивались и
– Русские, в нашу сторону не стрелять. Конфликт… провокация.
Немецкий офицер говорил по-русски довольно чисто, с характерным акцентом. Нахватался слов, которые любят повторять приезжающие на заставу проверяющие, особенно политработники.
– Я родню приезжал побачить. Оружия нема, контрабанды тоже, а вы стрелять в меня собрались.
Тихая размеренная речь и снова два шага к левому берегу. Убаюкивает Петьку, а посреди речки линия границы. Уйдет ведь, паскуда.
– Двинься с места, и я тебе яйца отстрелю, – свистящим шепотом пообещал Мальцев.
Немецкий офицер засмеялся. Ему было интересно, что произойдет дальше. Он знал, как скованно ведут себя русские в приграничной полосе. Не секрет, что им предписано всячески избегать стрельбы и открытых конфликтов. Летчики Красной Армии никогда не стреляли по самолетам-нарушителям, зенитчики тоже лишь наблюдали.
Но пограничники принадлежали к ведомству НКВД, в Германии хорошо был известен их могущественный шеф, Лаврентий Берия, земляк и ближайший помощник Сталина. Заставы были хорошо вооружены, а бойцы в зеленых фуражках, подготовленные, физически крепкие парни, действовали хоть и осторожно, но уверенно.
Лейтенант понял, что широкоплечий светловолосый сержант не намерен упускать добычу. Судя по автоматным очередям, он уже расправился с одним из людей, которым немецкие саперы помогли пересечь реку. Лейтенанту было приказано ни во что не вмешиваться. Да он и не рвался помогать людям, которых офицеры Абвера сопровождали до реки и напутствовали. На армейских офицеров абверовцы смотрели с легким пренебрежением. Если так, то расхлебывайте неудачу сами.
Солдаты, окружавшие лейтенанта, тоже улыбались, но винтовки и автоматы держали наготове. ППД Мальцева висел на плече. Если в лесу он открыл огонь без колебаний, то здесь требовалась осторожность.
Не раздумывая, Николай вошел в воду, догнал пятившегося парня, перехватил за шею и руку и поволок на берег. Изо рта нарушителя вырвалось придушенное:
– Убивают… большевики убива…
– Заткнись, – выволакивая нарушителя, как куль с мукой, шипел Мальцев.
Офицер выплюнул сигарету и строго крикнул:
– Убивать нельзя. Можно отпускать…
– Сейчас выпущу, дожидайся, – бормотал Николай и раздраженно окликнул застывшего напарника: – Убери винтовку, не дразни союзников. Лучше помоги.
Когда парня скрутили, сержант козырнул офицеру:
–
– Порядок, – согласился немец. – Попался гриб, лезь в кузов.
Если офицер снова улыбался, то один из солдат мрачно крутил на ремне автомат, то поднимая, то опуская ствол. Мальцев это заметил, но не подал виду. Хотя стало не по себе. Врежет очередь, и уйдет вся компания как ни в чем не бывало. Наглеют немцы.
Но уже слышался топот приближавшейся подмоги. Союзники-германцы не спеша шагали прочь от места происшествия.
Начальник заставы капитан Журавлев вначале послал Мальцева к санитару Фомиченко. Ефрейтор ловко извлек пинцетом острую щепку, вонзившуюся в шею, протер кожу йодом и перебинтовал, несмотря на протесты Николая.
– Чего я как клоун с ошейником ходить буду!
– Как же без повязки? Боевое ранение, – ухмылялся ефрейтор.
Носатый, с покрытыми оспинами лбом, Данила Фомиченко убрал бинт, ножницы и объявил:
– Можешь идти. Там тебя начальство заждалось. Опять хвалить будут. Может, медаль получишь.
– Пошел ты!
Хвалить его вряд ли будут, но капитан – мужик опытный и справедливый. Разберется.
Иван Макарович Журавлев выслушал доклад сержанта, задал несколько вопросов, затем сказал:
– Молодцы, что нарушителей не упустили. Решительно действовали.
Мальцев никак не отреагировал на одобрительную оценку. Покосился на политрука Зелинского. Запустив пальцы в свою густую кучерявую шевелюру, тот что-то отмечал в блокноте. Опять пишет. Значит, недоволен.
– Крепко ты того мужика уделал, – вздохнул Журавлев. – Кость на две половинки. В окружной госпиталь повезли.
– А куда деваться? – по-простому объяснял ситуацию Мальцев. – Не абы с чем, а с маузером приперся. Три раза в меня стрелял.
– Это понятно. Если нарушитель оказывает вооруженное сопротивление, отвечать надо соответственно.
Политрук Илья Борисович Зелинский, оттопырив локти, вписал в свой блокнот какое-то важное слово и выразил свое отношение к происшествию.
– Вы, товарищ Мальцев, опытный пограничник, но пальбу зря открыли. Одиннадцать пуль в нарушителя выпустили. Хватило бы одной или двух. Грохот на весь берег.
Возможно, Николаю следовало ответить: «Виноват!» Но сержант виноватым себя не считал. Сейчас легко рассуждать, а когда в тебя садят с полусотни шагов из маузера, на все по-другому смотришь. Однако политрук считал, что Мальцев не понимает остроту ситуации, и напомнил ему:
– Обстановка на границе сложная. Глядя на вас, и подчиненный Чернышов такую же пальбу поднял бы.
– Не поднял бы, товарищ политрук. Чернышов парень выдержанный. К тому же у него винтовка. Если бы и выстрелил, то раз или два, как вы советуете.