Пограничными тропами
Шрифт:
— Вы чего явились? — спросил наконец Чураков прокурора и кассира.
— Гранаты прислали… вот принесли, — ответил прокурор. А кассир то и дело поправлял на носу пенсне, выкладывал из мешка на траву гранаты.
— Дорогие вы мои ополченцы! — с нежностью сказал Чураков. — Спасибо. — И тут же к Анисенко: — Остановили, значит?
— Остановили, — подтвердил Ефим и добавил: — Наглухо!
— Винтовку раздобыл? — спросил Чураков у кассира. — Это одобряю. И мешок, видишь, сгодился.
Кассир протянул маузер.
— В целости
— Вот чему уж не пропасть! — изумленно воскликнул Чураков. Анисенко чего-то забеспокоился и побежал к своему окопу, скрытому в кустах. Проводив милиционера вопросительным взглядом, Чураков снова обратился к «ополченцам»:
— Теперь давайте обратно в Лучки.
— За гранатами? — уточнил прокурор.
— Нет, больше не надо, — ответил Чураков. — Доложите полковнику Рогатину, что стоим твердо. Четыре танка подбили. А два пошли к Лучкам. Поняли?
Время шло, начинало темнеть. Издалека доносился рокот танков, несильный, ровный. И со стороны Лучков редко хлопали разрывы снарядов.
— Еще немного, и можно уходить, — вслух поделился мыслями Чураков, поглядывая на Зайцева, грустно сидевшего у края свежей могилы.
Вдруг появился с двумя автоматчиками батальонный комиссар Белоусов.
— Михаил Артемьевич! — распростер руки Чураков. — На подмогу к нам, что ли?
Белоусов внимательно оглядел подбитые танки: «Поработали, значит!»
— Отходить приказано, — сообщил батальонный комиссар. — Сейчас Котовенко пролет моста у берега взорвет… Переправу раненых наладили в Лучках. Трясина там. Плетни, сараи поразбирали.
— Отходить по одному! — громко приказал Чураков. — По окраине Сенчи… На Лучки!
Зайцев оставил рубеж последним. Он сбегал к лесочку, принес фуражку Лыкова, и теперь она зеленым пятном украсила небольшой черный холм. И пошел от могилы тяжело, устало, сгорбившись под тяжестью двух винтовок на плече.
Генерал-майор Белоусов, полковник в отставке Чураков и Котовенко с волнением проехали по местам боев.
Сенча разрослась, целехонький сереет мост через Сулу. А млына не стало. Чураков задумчиво стоял у края распаханного поля, смотрел в противоположную сторону от села.
Белоусов пошутил:
— Опасался я, Дмитрий Дмитриевич, как бы здесь враг в атаку не бросился.
— Ребят вспомнил… Кстати сказать, сержант Зайцев в Саратове живет, на твоей родине, Михаил Артемьевич.
— Тот, рыженький?.. Помню, с ним под Лучками отбивались.
По дороге встретили пожилого дядьку, разговорились.
— Как не помнить тот сентябрь, — оживился старик. — Начальником почты я был. К нам в сени занесло снаряд. Стены — в щепки и ведра — в воздух. Мы прятались. Наши все на мост рвались.
За Сенчей вдоль берега густо разрослись деревья, и дорога не петляла — не было топких мест. Трое шли по ней неторопливо и легко, вспоминали былое.
Беленькие, чистенькие
В ту памятную ночь переправить всех на противоположный берег не удалось. Полковник Рогатин собрал чекистов и приказал Белоусову оборонять село, Котовенко — отыскать новые средства переправы и поддерживать порядок на берегу реки, Чуракову — организовать боевые группы, питание участников обороны, вынос раненых и оказание медицинской помощи.
Создать оборону села — означало сформировать боевую роту. Все это Белоусов выполнил немедленно. Радость доставил обнаруженный в реке пулемет.
— Живем! — воскликнул Зайцев.
Плохо было с медицинским обслуживанием. И вдруг Чураков встретил около двадцати врачей и медицинских сестер во главе с полковником, привел их, растерянных, к низкой широкой церкви, приказал немедленно оказывать помощь раненым.
С утра начались атаки гитлеровцев, и переправу пришлось приостановить. Подбили два танка. И фашисты больше не лезли…
Было уже темно, когда Белоусов с группой заслона бесшумно отошел в Лучки и последним покинул правый берег Сулы.
…Сейчас они втроем стояли на этом берегу, вспоминая трудное, незабываемое время.
— День тогда стоял такой же солнечный, яркий, — напомнил Михаил Артемьевич и, посмотрев на часы, заторопился. — Пора возвращаться.
Они должны были успеть на торжественное заседание, посвященное вручению городу-герою Киеву ордена Ленина и Золотой Звезды.
Василий Никитин
ТРИДЦАТЬ ОГНЕННЫХ СУТОК
Далеко уже за полночь, а в окне канцелярии начальника пограничной заставы майора Сергея Алексеевича Курилова все еще свет. Не меркнет этот огонек в ночи. Как маяк, светит он людям дозорного края.
Недавно Сергея Алексеевича наградили орденом Красной Звезды. Трудный и суровый боевой путь прошел он. Фронт, ранение и опять фронт, а потом, после войны, граница, беспокойная, трудная жизнь. Об этом человеке можно много и долго рассказывать, но здесь я поведаю лишь о тридцати сутках, проведенных лейтенантом Куриловым в боях у стен Ленинграда в грозном сорок втором году.
У СТЕН ЗИМНЕГО
Евгений снял с себя автомат, повесил его на торчавшую из развороченной стены доску, затем повернул пряжку ремня на бок, чтобы не мешала, и полез вверх по сохранившимся железным скобам. Курилов удивился ловкости, с которой Тахванов поднимался по трубе, чтобы сбросить оттуда убитого сигнальщика, и подумал, что с такими ребятами не страшно идти и в самое логово врага. А ведь год назад этот Женька гонял голубей, теперь воюет, и еще как!