Пограничными тропами
Шрифт:
— Ну! — резко дернула она плечом, оттолкнула Сергея и выпустила такую длинную очередь, что автомат в ее руках пополз кверху и последними пулями хватил по верхушкам деревьев.
«Вот бесенок», — подумал Сергей и открыл огонь по немцам. Той порой подоспел сержант Мамочкин с отделением. После нескольких минут жаркой перестрелки бой закончился. Сергей, выбежав на поляну, увидел тяжело шагающую Катю. Волоча автомат за ремень, она шла, качаясь, как раненая, и Курилов бросился к ней навстречу.
— Что с тобой, Катя?
Эти слова прозвучали тревожно и трогательно. От них девушка пришла
— Вы, лейтенант, состоите из одних крайностей. То злость бурлит в вас, то смешная нежность через край плещется, — говорила она, приближаясь к Сергею, и он понял, что Катя вовсе не раненая.
Она не остановилась перед ним, не разглядывала его в упор, а тихонько направилась к поляне, где виднелись собирающиеся в круг солдаты. Сергей видел профиль ее лица, щеку, наливающуюся розоватостью, маленькое ухо со сгустившейся краской на самом кончике и округлый лоб с капелькой пота у волос. Она приходила в себя. Сергею стало жалко девушку. Разве здесь ей место? Почему она на фронте? Чувство долга или бесшабашная романтика? Ведь пишет же Аня, что будет летчицей и пойдет на фронт.
— Знаешь, Сережа, — призналась Катя, шагая уже бодрее, — а я все-таки трусиха. Как палила по гадам, не помню, а стало тихо, и жутко мне сделалось. Вся жизнь промелькнула перед глазами.
Немного времени занял Катин рассказ о своей промелькнувшей жизни, потому что была она настолько коротка, что уложится в несколько строк, как и биография Сережи. Десятилетка, первый курс медицинского института — вот все, о чем может написать в анкете Катя. У ней нет ни отца, ни матери, росла в семье старшего брата. Когда он ушел на фронт, пришлось прекратить учебу: надо было зарабатывать деньги. Возвращалась домой поздно, усталая. В один из таких вечеров она вошла в дом и сразу поняла, что на семью обрушилось непоправимое горе. Голосила жена брата, перепуганные, жались к матери четверо малышей. На столе лежала похоронная. Брат был самым любимым и дорогим человеком для Кати. И вот его нет — убили фашисты.
На лице Кати появилась грусть, а голубые глаза ее повлажнели. У Сергея защемило сердце. Он отдал бы теперь все, чтобы не было на земле вдов и сирот, высушенных горем матерей, разом повзрослевших детей, за то, чтобы такие нежные руки, как у Кати, не держали автомат, а врачевали, давая людям жизнь.
В боях прошло пять суток. Все диверсанты были отысканы и уничтожены. В лесосеку приехали вооруженные, с войсковым охранением ополченцы, а разведчики и саперы вернулись в свой полк, готовящийся на передовую.
ПЕРЕДОВАЯ
Из маленьких окон полуподвального помещения клиньями падал на спящих солдат поток дневного света, освещая их обросшие серо-пепельные лица. Бетонные стены и перекрытие подвала легонько вздрагивали от далеких раскатов боя. Сергей представлял, что там творится, угадывал завтрашний бой, в котором не обойдется без жертв. Кто-то из них, спящих теперь солдат, уже завтра перестанет жить, а может, не будет и его. Страшновато думать об этом в девятнадцать, хочется отогнать эти думы. Чтобы отвлечься от тяжелых дум, решил заняться чем-нибудь. Вспомнил, что давно собирался вести дневник.
Нащупав
«Прощайте, ленинградцы. Уходим на передовую, — записал он. — В городе голодно, жалко детишек. У Аничкиного моста встретил утром старушку с двумя внучатами, — мальчиком лет десяти и его младшей сестренкой. Втроем попеременно они несли ведро воды. Истощены до предела. Отдал им все продукты. Я проживу. Завтра пойдем в разведку и распотрошим блиндажи «арийцев».
Успокоение не приходило. Сергей свернулся калачиком около холодной стенки и стал считать в уме. Это иногда помогало уснуть. А уснуть было необходимо. Предстоящее требовало сил и бодрости духа.
Проснулся он от легкого прикосновения чей-то руки к его плечу и услышал спокойный голос старшины Шибких:
— Вставайте, товарищ лейтенант, пора.
Пора. Настала минута, к которой долго готовился Сергей, но, дождавшись, определенно не знал, что она потребует от него. Солдаты были в полном сборе. Хабибуллин, как всегда, шутил, подтрунивая над чьей-нибудь опрометчивостью, растерянностью, а Семен Мамочкин, попыхивая самокруткой, восседал в стороне на патронном ящике и молчал, как делают перед уходом из дому в далекую дорогу.
Вечерело. Над двумя огромными курганами, за которые садилось солнце, висели багрово-черные тучи, а под ними лежала исковерканная, изуродованная земля. Молчаливо тянулись по дороге батальоны полка.
В указанный район полк прибыл глубокой ночью. Немцы беспрестанно вешали в небо «фонари» — осветительные ракеты. Справа и слева редко покашливали минометы, где-то совсем близко через ровные промежутки времени слышались очереди станкового пулемета.
Сергей, приняв в свое распоряжение землянку и блиндаж, направился к Коломейцу, чтобы доложить о расквартировании, и лицом к лицу столкнулся с начальником штаба полка подполковником Чайкой.
— А-а, Курилов. Ну, как жилье устраивают наши «глаза и уши»? — здороваясь, весело осведомился он о расположении разведчиков, которых в штабе все звали не иначе, как «глаза и уши полка».
— Балуете вы нас, товарищ подполковник, — стеснительно ответил Курилов. Чайка, похлопав его по плечу, удивленно рассмеялся.
— Ничего себе, балуем мы их. Полк отдыхал, а вы по лесам ходили. Пора и передышку дать.
— Так вы же с нами были.
— Я не в счет, — подполковник махнул рукой, — а впрочем учти, — он показал в сторону фронта, — отдыху есть небольшая помеха — немцы. Идем в штаб, будем принимать хозяйство, полезно и тебе послушать.
В обширном блиндаже с толстым земляным перекрытием находились командиры двух полков, офицеры штабов и комбаты. На столике горела длинная восковая свеча, тускло освещающая усталые, почерневшие лица офицеров. Амбразуры командного пункта были завешаны шторками из брезента. Пахло болотом и пороховыми газами, еще не выветрившимися после недавнего боя.
Командир оборонявшегося ранее полка, невысокий, приземистый полковник с перевязанной рукой, не спеша докладывал об обстановке в районе обороны, а штабные офицеры нового полка делали пометки в своих картах.