Пограничными тропами
Шрифт:
В октябре в барханах днем жарковато, ночью прохладно. Кутаясь в накинутую на плечи куртку, Федорина вышел на крыльцо — хлебнуть свежего воздуха. Голова свинцовая, устал, наломался: с утра инспекторская комиссия проверяла эту заставу, а вечером полковник допоздна работал. Федорина стоял не двигаясь, но крылечко почему-то поскрипывало. Низкое небо с мохнатыми звездами нависало над пустыней. За барханами выли шакалы. В кустах саксаула посвистывал ветер, переметал песок. На воле в голове яснело, воскресала бодрость.
Из двери заставы выбежал дежурный:
— Товарищ
— Кто?
— Дежурный по отряду!
В дежурке у коммутатора Федорина застал и полковника Пахомова, и начальника заставы.
— Я слушаю…
Ситуация складывалась так. В полночь на контрольно-следовой полосе первой заставы обнаружены ухищренные следы, ведущие в наш тыл. Застава поднята «В ружье!», старший лейтенант Княжев с тревожной группой, включая инструктора с розыскной собакой и радиста с рацией, движется по следу, резерв отряда выбрасывается на машинах. Вертолет из авиачасти вызван. Федорина на «газике» выезжает в район поиска…
Это был нелегкий поиск. Два вооруженных контрабандиста шли с партией опия. Преодолели КСП и запетляли, посыпая следы порошком, чтобы не взяла розыскная собака; опий они везли на лошади, и попеременно один ехал верхом, второй бежал сзади. Низкая облачность с рассвета, вздымаемый ветром песок ухудшали видимость.
Поисковые группы прочесывали блокированный район. Вертолет вел поиск сверху, на вертолете находился и Федорина: плели галсы, залетали в тыл до восьмидесяти километров. Нарушителей, однако, найти не удавалось.
На помощь подоспели местные жители, чабаны-дружинники. Увидев в пустыне у колодца двух неизвестных, они дали знать пограничникам. Поисковая группа была высажена с вертолета и к пяти вечера задержала контрабандистов. Кто-то из пограничников, вымученный, потный, грязный, пошутил:
— Семнадцать часов — конец рабочего дня. Отдохнуть не возбраняется!
А Федорина подумал: «Не возбраняется, отдыхайте, хлопцы. Хорошо, что к семнадцати управились… И вертолет использовали, и автомашины, и рации — техники вдоволь. Но пространства, пространства… Человек — как иголка в сене. А все ж нашли!»
Примерно так же задержали нарушителей и на другой заставе. Обнаружив следы на КСП, пограничники предприняли поиск. Районы облетывал вертолет с тревожной группой на борту, тщательно осматривал каждый клочок земли.
Два факта, свидетельствующие об одном: без вертолета и не представишь себе современную границу. Полковник Федорина широко использует его возможности, учитывая, впрочем, что заявки отряда на вызов вертолета удовлетворяются не всегда.
Полковник тепло отзывается о летчиках, смелых, безотказных ребятах, припоминает, как летел в бурю, обстановка вынудила. «Афганец» сбесился, перемешал землю с небом, но офицер Оганесян благополучно привел самолет. Федорина прячет усмешку: страху тогда натерпелись, песочку наглотались.
Отряд насыщен техникой: автомашины, тракторы, сторожевые катера, приборы ночного видения, прожекторы, стереотрубы, радиостанции, коммутаторы и так далее. Как лучше использовать это богатство в охране границы?
Прежде всего начальник отряда предусматривает сочетание техники с прочими средствами, точнее, координацию всех сил и средств.
Чтобы
Ратуя за внедрение техники, Федорина противится чрезмерной ее эксплуатации («злоупотребление техникой» — по его определению). Парадокс? Ничуть не бывало.
Пожив на одной из застав, Петр Алексеевич увидел: чуть что — ее начальник влезает в «ГАЗ-64» или посылает автомашину туда, сюда. Так ли уж вызваны необходимостью эти рейсы? Разобрался: нет, не вызваны.
А как в целом в отряде? Пригляделся, и картина вырисовалась: вовсю разъезжают на машинах, лошади же на иных заставах по нескольку суток не бывают в наряде. Почему же не ездить разумно — где на лошади, где на машине? И Федорина издал приказ по отряду.
Неделю, что я прожил в отряде, дождило, с мимолетными просветами — голубыми окнами — в тучах, с проблеском солнца, почти мгновенно затягивавшегося хмарью. И сегодня с утра — хмарь, ливень, промозглость. Петр Алексеевич успокаивает меня:
— Ничего, взлетите. Наши летчики привыкли…
Этот последний день, как предыдущие. Мы беседуем с Петром Алексеевичем. Заходят и уходят офицеры политотдела, штаба, тыла. Зашел и секретарь партбюро управления отряда подполковник Клименко — посоветоваться об очередном заседании бюро. Заседание назначено на семнадцать часов. После бюро Федорина будет присутствовать на вечере в клубе. (Пограничник Рымарчук, ездивший в ГДР с молодежной делегацией, поделится с личным составом впечатлениями, затем представитель округа вручит Федорине диплом и лауреатский знак, которых удостоен драматический театр части — победитель республиканского конкурса художественной самодеятельности). Дома супруга снова будет ворчать: «Петро, ужин остыл, когда научишься возвращаться по-людски?»
Мы многое перебрали с Федориной — от его забайкальской молодости до нынешних дней. Петр Алексеевич с увлечением рассуждал о новых веяниях в охране границы, об экспериментах, проводимых в различных отрядах, в различных округах.
К полувековому юбилею Октябрьской революции этот пограничный отряд был награжден Памятным знаменем ЦК Коммунистической партии, Президиума Верховного Совета и Совета Министров республики. А к пятидесятилетию органов госбезопасности и начальник отряда был награжден орденом Красного Знамени.
Завершая очерк, я хотел бы мысленно вернуться к маю сорок второго года, когда Федорине предложили ехать на учебу в военно-политическое училище. Основательно он тогда задумался. Предстояло, в сущности, решить вопрос жизни — кем быть? Еще живо было юношеское стремление стать инженером-путейцем. Но росла любовь к границе. Он понимал: если сделается офицером, это определит его судьбу, нужно будет остаться человеком военной, пограничной профессии. Для себя он решил, однако, привыкший во всем важном испрашивать совета отца, написал Алексею Ильичу: