Пограничными тропами
Шрифт:
Харченко говорил правду. Будучи знаком почти с каждым жителем П-ки, он никогда не слышал о Евсеенко.
— Як же? — Часто-часто заморгал белесоватыми ресницами Рябоватый. — Евсеенко там е. Вин у колгоспи йиздовым.
— Нет, не знаю, — отрезал Харченко.
Теперь, когда Рябоватый запутался со своим переселенцем, пограничник нисколько не сомневался, что перед
— Вот подождем моих друзей, — кивнул ефрейтор в сторону подходивших Сапегина и Лепешкина. — Может быть, они знают.
Чернявый быстро взглянул туда, куда указал Харченко, и дернулся словно от пощечины. Его лицо побледнело.
— Знаете что, товарищ пограничник, — вполголоса заговорил он, — Зачем вам эта перепроверка. Вы ж видите, паспорта есть, все празильно. Вот берите, — он ловким движением сорвал с левой руки часы, протянул Харченко. — Берите и дело с концом.
Харченко отрицательно покачал головой.
— Что же вам еще? — засуетился Чернявый. — Да, вот деньги, — сказал он, доставая из кармана большую пачку сотенных бумажек. — Тут три тысячи.
— Не выйдет! — возмутился Харченко. — Я не продажный. Это вы на часики да на деньги падки. Руки вверх! Гостечки, чтоб вас черт!..
Чернявый с ненавистью посмотрел на Рябоватого.
— Все ты!.. Говорил, что сразу надо было разделаться с ефрейтором.
Рябоватый съежился и промолчал. Пререкаться явно поздно. Подошли Сапегин и Лепешкин.
— Они? — спросил старшина, подходя к ефрейтору.
— Так точно! — четко ответил Харченко, расплываясь в улыбке. — К свояку в гости ходили.
— К кому, к свояку? — подумав, что он ослышался, переспросил Сапегин.
— Так заявили, когда я потребовал документы, — сказал Харченко. — Даже какого-то Евсеенко в П-ке выдумали. Ездовым, дескать, там работает. Ну, а когда я их припер, стали деньги предлагать, часы. Сначала держались — куда там! А когда вас увидели — залебезили. Поняли, что влипли.
Сапегин усмехнулся:
— Что ж, к свояку, так к свояку, — проговорил он. — Доставим без промедления. Обыщите их.
Харченко подошел к Чернявому, вывернул
У Рябоватого в карманах не оказалось ничего, кроме фальшивых документов.
— Свяжите им руки, — распорядился Сапегин.
Харченко достал из кармана предусмотрительно прихваченные наручники и защелкнул их выше кистей Рябоватого. Второму нарушителю пришлось связать руки шнуром. Не предполагал Харченко, что они задержат сразу двоих нарушителей.
— По части узлов, — рассмеялся он, — я, пожалуй, почище вашего свояка-ездового буду.
— Разговорчики! — оборвал его Сапегин. — Пошли на заставу.
Понурив головы шли Чернявый и Рябоватый на заставу. Не помогли им ни знание славянских языков, ни искусно подделанные документы, ни деньги, которыми хазяева в изобилии снабдили своих продажных пособников. Не обманул бдительность пограничников и двойной след, оставленный нарушителями на служебной полосе.
Закончив писать протокол допроса, майор Анохин приказал отправить обоих нарушителей в отряд.
— А ты останься, — задержал он Сапегина. — Должен тебя порадовать и поздравить.
Алексей смущенно переступил с ноги на ногу.
— Это ведь не я, — тихо возразил он. — Ефрейтора Харченко надо поздравить. Он первым и увидел, и задержал нарушителей.
— Да я не о том. Вот из больницы сообщают, что жена старшины Сапегина…
— Что там? — встрепенулся Алексей.
— Дочь у тебя, — улыбнулся Анохин. — Весит почти четыре килограмма.
— Так я сейчас, — метнулся Сапегин к двери. Уже открыв ее, одумался, возвратился назад. — Простите, товарищ майор. Разрешите идти?
Лукаво посматривая на старшину, начальник заставы махнул рукой.
— Какое тут разрешите, — прихватывай цветы — и бегом в больницу!