Погребенные. Легенда о Маат

Паркер Оушен

– Тебе нужно восстанавливать силы.

До меня стало доходить, но медленно. Я застыла с широко раскрытым ртом, ещё не полностью пережевав сыр.

– Мы идём на охоту.

Кусочек еды скатился по языку и упал на стол.

V

1700 год до н. э.

Кто-то тянул меня за собой. Я старалась не волочиться и быстро перебирала ногами, но прислужник, тащивший меня, не учитывал интересы ребёнка втрое меньше него. Я подумала, что он вырвет мне руку, когда в конце тёмного и холодного коридора, по которому гуляло эхо, показался

свет. Прислужник ускорился. Ему явно не терпелось расстаться со мной.

У самых дверей я не удержала равновесие и упала, но мужчина даже не почувствовал это и втащил меня в комнату.

Швырнув меня, словно мешок с мусором, он спросил:

– Твоя?

Я шмякнулась на холодный каменный пол и так сильно ударилась подбородком, что в глазах заплясали искры.

Последовало долгое молчание. Я всхлипнула и приподняла голову, чтобы понять, где оказалась. Чья-то голая ступня опустилась в сантиметре от моих разбросанных по полу волос. Протянув указательный палец, чтобы я смогла зацепиться за него и встать, Анубис сухо ответил:

– Моя.

– Прости, – прошептала я. – Прости, что вышла из комнаты.

Анубис мягко улыбнулся:

– Всё хорошо, Мати. Не переживай.

– Не переживай? – возмутился тот, кто поймал меня во внутреннем дворике, пока я собирала камешки. – Она в заточении до вынесения решения об её участи. Это приказ Осириса и Исиды.

Выражение лица Анубиса показалось мне насмешливым. Он не злился на меня за то, что я посмела выйти из своей комнаты. Напротив, его веселил гнев, с которым прислужник смотрел на маленькую девочку.

– Она богиня, а ты смертный прихвостень Исиды, выносящий за ней ночной горшок. Что ты делаешь в Дуате?

– Я к Осирису по важному поручению, – немного напрягся прислужник.

– В это поручение входил отлов маленьких девочек, гуляющих в саду?

– Нет… но…

Разговор был коротким. Я вскрикнула и отпрыгнула в сторону, но несколько капель крови всё равно попали на платье.

Анубис рассёк ладонью воздух, даже не коснувшись прислужника, и тот резко схватился за горло. Через его плотно сомкнутые пальцы сочилась кровь, а в глазах застыл ужас. Вскоре он опустился на колени, а потом рухнул на пол.

– Никогда не позволяй так с собой обращаться. Никому. Особенно смертным, поняла? – спросил Анубис, пнув трагично почившего ногой.

Люди – поразительные создания. Гораздо более умные, чем боги. Лишившись милости последних, они не просто выжили и победили в сражении с природой, но и обуздали её, подчинили себе. Нас, богов, Источник наделил силой. Люди же пришли в этот мир ни с чем.

Но чего всё это стоило

на самом деле? Чего стоили все эти тысячелетия кропотливого труда и войн, когда, вернувшись из заточения, боги могли стереть всё в пыль одним щелчком пальцев?

Перевернувшись на живот, я нащупала мобильный телефон, который выпросила у Вивиан на одну ночь, и юркнула под одеяло.

Александр Робинс не доверял социальным сетям. Чтобы следить за друзьями, он завёл пару пустых аккаунтов. Я силой заставила его выложить фотографию, сделанную на приёме у Пьера Бенетта: немного смущённый, раскрасневшийся от комплиментов и шампанского, он держал в руках нелепую статуэтку-приз за вклад в развитие истории человечества. Фотографировала не я, поэтому снимок был немного смазанным, но сам Робинс выглядел великолепно. Я почти влюбилась в него, когда увидела таким… живым.

Теперь он был мёртвым. Канули в небытие все карьерные достижения, попытки наладить отношения с окружающими, слабая социализация и доброта. Ничего не осталось. Лишь фотография в профиле, под которой знакомые и незнакомые люди писали соболезнования и скорбели об утрате такого великого человека и прекрасного отца.

Он не был прекрасным отцом, да и великим не успел стать. Но он был живым, он был хорошим. И умер из-за меня.

За окном медленно восходило солнце, обращая ночную прохладу в очередной жаркий день. Божественных сил в моём теле оказалось недостаточно, чтобы справляться с последствиями чрезмерного воздействия ультрафиолета. Начиная от шеи и поднимаясь выше, к бровям, кожа покрылась мелкими прыщами.

Я открыла список контактов в телефоне Вивиан. Ввиду отсутствия знакомых, на шесть первых букв английского алфавита номер Габриэля расположился в самом верху.

Палец задрожал, прижавшись к сенсорному экрану.

«Только не пиши ему», – попросила Вивиан, протягивая телефон. Но она ничего не говорила про звонки.

Всего через три гудка на другом конце послышалась возня и негромкое, скорее девичье, чем женское:

– Да? Вивиан?

Сатет. Дочь Габриэля. Это казалось странным, но её не существовало в моей памяти. Совсем. Каждый день в голову приходили образы. Среди них были все, кроме этой загадочной девочки.

– Вивиан? – повторила она и возмущённо охнула.

– Вивиан? – голос Габриэля обжёг ухо, и я не сдержала сдавленный всхлип. – Маат?

Не рассчитывая на разговор по душам, я не сильно расстроилась, когда он сбросил звонок. Не знаю, чего вообще ожидала, но от звука его голоса стало немного легче. В нём не было боли, которую я так боялась услышать. Мне показалось, что Габриэль устал и, осознав, кто позвонил ему, просто растерялся.

Ещё немного подремав, я окончательно проснулась через два часа и, переодевшись в тонкий белый гольф с закрытыми рукавами и бежевые штаны длиной чуть выше середины голени, вышла на улицу, на ходу покрывая голову платком.

Сегодня был рыночный день. Вчера вечером Фирузе и Ахмет предупредили, что будут отсутствовать с самого утра. Остальные любили поспать до обеда, поэтому я не готовилась к тому, что кто-то выпрыгнет на меня из кустов по дороге на кухню.

– Солнышко!

Я вскрикнула и прижала руки к груди.

– Твою мать!

Рядом с мечетью, в тени буйной растительности, которую Фирузе поливала трижды в день, раскинулся самый настоящий оазис. Здесь журчал маленький фонтанчик и стоял раскладной стол, за которым мы провели последние несколько дней, помогая Фирузе с коврами или другими домашними делами.