Похищение быка из Куальнге
Шрифт:
Молвил тут друид Фигол, сын Мамоса: — Напущу я три огненных ливня на войско фоморов, в отнимутся у них две трети храбрости, силы в доблести. Не дам я излиться моче из тел лошадей и людей. А каждый выдох ирландцев прибавит им храбрости, доблести, силы и не истомятся они в битве, хотя бы продлилась она до исхода семи лет.
И сказал Дагда: — Все, чем вы хвалитесь здесь, совершил бы я сам.
— Воистину ты Дагда! — воскликнули все, и с тех пор это имя пристало к нему.
На том и расстались они, согласившись сойтись в этот день через три года.
И тогда, уговорившись о битве,
В Глен Этин, что на севере, было жилище Дагда. Условился он встретить там женщину через год в пору Самайна перед битвой. К югу от тех мест текла река Униус, что в Коннахте, в заметил Дагда на той реке у Коранд моющуюся женщину, что стояла одной ногой у Аллод Эхе на южном берегу, а другой ногой у Лоскуйн на северном. Девять распущенных прядей волос спадали с ее головы. Заговорил с ней Дагда, и они соединились. Супружеским Ложем стало зваться то место отныне, а имя женщины, о которой мы поведали, было Морриган.
И объявила она Дагда, что ступят на землю фоморы у Маг Скене, и пусть по зову Дагда все искусные люди Ирландии встретят ее у Брода Униус. Сама же она отправится к Скетне и сокрушит Индеха, сына Де Домнан, иссушив кровь в его сердце и отняв почки доблести. Две пригоршни той крови отдала она вскоре войску, что ожидало у Брода Униус. Брод Сокрушения зовется он с той поры, в память о сокрушении короля.
Вот что совершили меж тем чародеи Племен Богини: пропели они заклинания против войска фоморов.
И расстались все на неделю до Самайна, пока вновь не сошлись ирландцы накануне празднества. Шесть раз по тридцать сотен было их там, иначе два раза по тридцать сотен в каждой трети.
И послал Дагда Луг разузнать про фоморов и, коли сумеет, задержать их покуда не двинутся в битву ирландцы.
Отправился Дагда в лагерь фоморов и испросил перемирия перед сражением. Получил он на это согласие фоморов, и те в насмешку приготовили для него кашу, ибо с большой охотой ел ее Дагда. Наполнили ей королевский котел в пять локтей глубиной, что вмещал четырежды двадцать мер свежего молока, да столько же муки и жира. Вместе с кашей сварили они козлятину, свинину и баранину, а потом вылили ее в яму, и сказал Индех Дагда, что не миновать ему смерти, если не опустошит он ту яму и не наестся до отвала, дабы после не попрекать фоморов негостеприимством.
Тогда ухватил свой ковш Дагда, а в нем без труда улеглись бы мужчина и женщина, и были в ковше половинки соленой свиньи, да четверть сала.
И сказал Дагда: — Добрая это еда, если только сытна под стать вкусу. И еще молвил он, поднося ковш ко рту: — Не испорть ее, говорит почтенный.
Под конец он аасунул свой скрюченный палец в землю и камни на дне ямы и погрузился в сон, наевшись каши. Словно домашний котел раздулось его брюхо, и над тем потешались фоморы.
Потому ушел от них Дагда к берегу Эба и немало претерпел, волоча свои огромный живот. Непотребен был его облик, ибо лишь до локтей доходил плащ, а бурая рубаха до зада. К тому же свисала она на груди, а сверху была лишь простая дыра. Из лошадиных шкур щетиной наружу были башмаки Дагда, а за собой
Меж тем выступили фоморы и подошли к Скетне. Ирландцы же встали у Маг Аурфолайг, и каждое войско грозилось истребить другое.
— Решили ирландцы помериться силами с нами, — сказал Брес, сын Элиера Нндеху, сыну Де Домнан.
— Немедля сразимся, — ответил Индех, — и пусть измельчатся их кости, если не возместят они дани.
Воистину многоискусен был Луг, и потому решили ирландцы не пускать его в битву. Девять воинов оставили они охранять его: Толлус-дам, Эх-дам, Эру, Рехтайда Финн, Фосада, Федлпмпда, Ибора, Скябара и Минна. Скорой смерти героя из-за его всеведения страшились ирландцы и потому не пустили сражаться.
Собрались у Луга величайшие из Племен Богини Дану, и спросил он у своего кузнеца Гоибниу, как сможет тот послужить всем своим искусством.
— Нетрудно ответить, — промолвил кузнец, — коли даже случится ирландцам сражаться семь лет, то вместо любого копья, соскочившего с древка, или меча, что расколется в схватке, смогу отковать я другой. И уж тогда ни одни наконечник, откованный мною, не пролетит мимо цели, а кожа, пронзенная им, вовек не познает жизни. Не под силу это Долбу, кузнецу фоморов. Готов я теперь для сражения при Маг Туиред.
— А ты, о Диан Кехт, — сказал Луг, — какова твоя власть?
— Не трудно сказать, — отвечал тот, — кого бы ни ранили в битве, если только не отрубят ему голову и не поразят спинной мозг или оболочку мозга, мной исцеленный наутро сможет сражаться.
— О, Кредне, — сказал тогда Луг, — чем поможешь ты нам в этой схватке?
— Не трудно сказать, — молвил Кредне, — заклепки для копий, кромки щитов, клинки да мечей рукояти — все я смогу изготовить.
— А ты, о Лухта, — спросил Луг плотника, — как послужишь своим искусством?
— Не трудно сказать, — отвечал на это Лухта, — всех наделю я щитами и древками копий.
— А ты, Огма, спросил Луг, — против кого обратишь свою мощь в этой битве?
— Что я;,— отвечал тот, — трижды девять друзей короля да его самого сокрушу я и вместе с ирландцами погублю треть врагов.
— А ты, Морриган, — молвил Луг, — против кого обратишь свою власть?
— Не трудно сказать, — отвечала она. <…>
— О, чародеи, — спросил тогда Луг, — в чем ваша сила?
— Не трудно сказать, — отвечали ему, — белыми пятками вверх падут они, пораженные нашим искусством, доколе не погибнут их герои. Две трети силы отнимется у врагов, ибо не изольется их моча.
— А вы, о кравчие, — спросил Луг, — чем нам поможете в битве?
— Не трудно сказать, — молвили кравчие, — мы нашлем на них неодолимую жажду и нечем будет врагам утолить ее.
— А вы, о друиды, — сказал Луг, — на что вашу власть обратите?
— Не трудно сказать, — отвечали они, — на лица фоморов нашлем мы потоки огня, так что уж не поднять им головы, и тогда со всей силой станут разить их герои.
— А ты, о Кайрпре, сын Этайн, — спросил Луг своего филида, — чем в битве нам сможешь помочь?