Похищение чародея
Шрифт:
— Не беспокойтесь, Отар Давидович. Все будет улажено. Иван Федорович направил меня специально для того, чтобы вы не беспокоились. Сейчас мы получим багаж и поедем в гостиницу. У вас есть переводчик?
При этих словах он посмотрел на Володю. Володя покраснел — он легко краснеет — и ответил:
— Я не переводчик. Я геофизик.
— Ну что ж, тогда, раз представитель Аэрофлота… Дайте мне ваши паспорта и квитанции на багаж. Вообще-то вас должен был встретить представитель лигонской стороны, но в свете…
Мы отдали ему паспорта и прочие бумаги.
— Вы посидите, — сказал Вспольный. — Боюсь, что
С этими словами он вытащил свое мягкое тело из кресла и побрел к двери. Не успел он скрыться за ней, как в зал на последнем издыхании ввалились пассажиры нашего самолета. Они бросились к креслам, как верблюды к источнику. Замыкая процессию, бок о бок шли офицер в пятнистом комбинезоне и представитель Аэрофлота, довольные собой, по-отечески добрые к спасенным пассажирам. Представитель Аэрофлота узнал нас и спросил:
— Ну как, нашли Вспольного? Он все сделает, не беспокойтесь. Я прослежу.
Откуда-то возник изможденный индус и начал быстро распаковывать киоск с сувенирами. Сверху по лестнице сбежал официант в малиновой ливрее с подносом, уставленным бутылками кока-колы. Бутылки были потными, и из них под одинаковыми углами торчали соломинки. Нам с Володей тоже досталось по бутылочке. Высокий худой офицер остановился у наших кресел и спросил:
— Господин Котрикадзе?
Я поднялся.
— Господин Ли?
Что еще приключилось? Беды не ходят поодиночке.
— Следуйте за мной, — сказал офицер.
Я обвел глазами зал в поисках представителя Аэрофлота, но тот куда-то исчез. Бабушки в цветочных шляпках смотрели на нас с сочувствием. Мы уже не были выскочками. Мы попали в плен, а жалкая судьба пленников вызывает у зрителей сочувствие.
Предыдущую ночь я провел в штабе бригадира Шосве. Командующий использовал меня для связи с военными округами. Затем я был вместе с ним на первом заседании Революционного комитета. В три тридцать мне пришлось с двумя танками блокировать полицейский участок в нижнем квартале, потому что тамошний начальник решил сохранить верность правительству. К сожалению, моим танкистам не пришлось сделать ни одного выстрела. При виде танков полицейские скрутили своего начальника и сдались в плен. В четыре тридцать началось совещание бригадира с лидерами политических партий, а через сорок минут мне пришлось покинуть совещание и вылететь на истребителе в порт Калабам с приказом бригадира об отстранении полковника Синве. Когда я добрался до пыльного Калабама, полковник Синве уже успел бежать к таиландской границе, и мой визит оказался пустой формальностью. В девять двадцать мой самолет вновь опустился в Лигоне. Мне хотелось спать. В десять десять я вернулся в президентский дворец. Кабинет бригадира Шосве находился в бывшей столовой президента — гурмана и чревоугодника. На белом овальном столе были расстелены карты. Окна были распахнуты. Фен под потолком гонял воздух, и бригадир, чтобы не разлетались листы, прижимал их по краям ладонями.
— Все в порядке, Тильви? — спросил бригадир.
Он совсем не изменился с той поры, когда был начальником нашего военного училища.
— Все в порядке, бригадир, — сказал я.
— Отлично. У нас для тебя новое задание. Выспишься потом, когда победим. Полетишь
Я мог гордиться поручением бригадира. Хотя это была не прогулка. Там хозяин — князь Урао. А в городе много его сторонников.
— С этой минуты ты комиссар Временного комитета в округе Танги в чине майора.
— Я капитан.
— Преимущество революции заключается в том, что ее участники могут в случае победы рассчитывать на повышение в чине. В случае поражения — на веревку. Ясно?
Бригадир не улыбался.
В дверь заглянул автоматчик.
— Пришли, — сказал он.
— Пусть войдут.
В столовую вошли прилетевшие из Джакарты лидеры оппозиции.
— До свидания, — сказал мне бригадир и поспешил вокруг стола/чтобы встретить союзников, а может, и соперников. На полпути он вдруг остановился и сказал: — Не удивляйся, когда полковник Ван скажет тебе о двух иностранцах, профессорах. Это мой приказ.
Кабинет начальника оперативной части полковника Вана помещался в музыкальной гостиной, где президент хранил коллекцию народных музыкальных инструментов. У стен стояли высокие старинные барабаны, над ними висели лютни, бамбуковые дудки, колокольчики, а посреди белой вороной красовался рояль цвета слоновой кости.
— Можно поздравить с повышением? — спросил меня мрачный Ван. Он тоже давно не спал. На его плечах лежала вся писанина, а помощников было мало — никто в революцию не хочет заниматься писаниной.
— Надо достать звездочки, — сказал я. — В документах, наверно, указано, что я майор.
— О, мальчишеское тщеславие! — воскликнул Ван. — Не зазнавайся. Я тебе открою тайну: ты получил майора, потому что комендант Танги — капитан.
— Когда вылетать? — Я счел за лучшее перевести разговор на другую тему.
— Гражданские рейсы отменены, ты полетишь в Танги специальным самолетом. С тобой полетят автоматчики. Возьмешь медикаменты, оружие, газеты, пропагандистский материал… И еще русских геологов с грузом.
— Еще чего не хватало! Русские подождут!
— Они не могут ждать. Это личный приказ бригадира. И ты, капитан, отвечаешь головой за их безопасность. Вот их мандаты на свободное передвижение по округу. И третий, незаполненный.
— Зачем?
— Русские наверняка пошлют с ними кого-нибудь из посольства. Кто знает язык. А не пошлют, разорвешь. Они прилетают из Дели в 12.20. Ты их встретишь.
— Но что за срочность? На нас смотрит весь мир, а мы в первый же день занимаемся какими-то русскими.
— Именно потому, что на нас смотрит весь мир, мы должны быть цивилизованными.
В утешение полковник сделал мне хороший подарок. Он достал новенькие майорские погоны и сказал:
— В машине нацепишь. В штабе этим не занимайся.
К прилету русского самолета я опоздал. Он уже полчаса как прилетел, когда я вошел в здание аэропорта. И еще две минуты я потратил на то, чтобы зайти в туалет, причесаться и взглянуть, к лицу ли мне новые погоны.
Затем я прошел в транзитный зал. В зале толкалось десятка три пассажиров с единственного самолета в порту. Аэропорт закрыт, чтобы желающие бежать за границу не воспользовались оказией.