Похищение Данаи
Шрифт:
– Он ее писал в присутствии Саши, - Возразил я.
– С одного сеанса Саша ушел. А она была голой.
– Я вижу, вы в курсе больше, чем я. Зачем тогда спрашиваете?
– Сам не знаю. Любопытно, насколько вы в курсе.
– По-видимому, вы не очень разбираетесь в некоторых физиологических вопросах. Объясняю: голая женщина возбуждает пять минут, а потом возбуждение само собой проходит. Тем более у таких профессионалов, как Никита. Знаете, чем семейная жизнь убивает любовь? Тем, что лишает мужчину одного из главных удовольствий-- раздеть женщину. Вот если б Лена была одетой или полураздетой...
– А я как раз о женском либидо. Положим, у мужчины возбуждение через пять минут проходит, а как насчет голой женщины?
– И ни с того ни с сего, без всякого перехода: - Вы - наш главный свидетель. Последний, кто видел его живым.
– Не считая убийцы. Это у вас такой метод - допрашивать свидетелей in flagrante delicto, на месте преступления, оказывая на них психологическое давление?
– Не только свидетелей, но и подозреваемых.
– И не дав мне опомниться: - С тех пор как вы здесь побывали, ничего не изменилось?
– Если не считать хозяина мастерской...
– Юмор?
– возвратил он мою же реплику.
– Какой есть.
– Меня интересуют картины.
– В каком смысле?
– Все ли на месте?
– Не считал.
– Я говорю о "Данаях".
– Мне неизвестно, сколько он их написал. Потому и тянул, что чуял очередной словесный капкан. Понимал, что от моего ответа зависит, развеять его подозрения или, наоборот, укрепить. В любом случае доказательств - никаких, поздно спохватились. Так что терять мне нечего, решил я, дожидаясь следующего вопроса.
– Я хотел бы знать, - терпеливо разъяснял Борис Павлович, хотя, несомненно, догадался, что я тяну резину, - все ли "Данаи" на месте из тех, что он вам показывал.
– Вроде бы все, - решил я немного подразнить его.
– Хотя подождите...
Откуда ему знать, сколько их было? Но животом чувствовал, что знает.
Я прошелся по мастерской, скользя взглядом по "Данаям". На какой-то миг задержался у Данаи-Лены и впервые вдруг остро почувствовал, что ее нигде уже нет на белом свете - бедный Саша!
Обернулся к Борису Павловичу и спокойно сказал:
– Кажется, было пять. Одной не хватает.
– Какой?
– быстро спросил он.
Сказать - не сказать? В конце концов решился - терять нечего. Я уже больше не сомневался, что ему и без меня известно, а спрашивает просто так, чтоб проверить.
– Самой, пожалуй, незначительной. Это была копия с "Данаи" после ее реставрации.
Борис Павлович ввинтил в меня свой взгляд - только зря стараешься, не на того напал! Ну что уставился? Ты - не змея, я-не кролик. У каждого человека есть квота страха. Свою я израсходовал до конца.
– Вы уверены, что это была копия?
– Он так сказал.
– А вы сами? У вас же особые отношения с "Данаей". Разве не вы с ходу обнаружили подмену в Эрмитаже? Или ваш глаз работает только в одном направлении? Копию от оригинала можете отличить, а оригинал от копии - нет?
– Оригинала я не видел. Точнее, того, что вышло из реставрационных мастерских. Я приехал к открытию.
– За два дня до открытия.
– К тому времени картина уже была подменена копией.
– Откуда вы знаете?
– Не ловите меня на слове. Не в последний же день!
– В последний.
–
– Лично вы - нет. Тут меня прорвало.
– Вы что ж, хотите, чтоб я помог вам упечь себя за решетку? Против меня нет никаких улик, кроме смутных подозрений и бредовых гипотез. Да еще неуемного желания взять реванш за мою, девятилетней давности, победу над вами.
– В том и закавыка, что доказательств у нас недостаточно, - грустно признал Борис Павлович.
– А потому надеетесь, что я их сам вам преподнесу на золотом блюдечке с голубой каемочкой? Дам показания против себя? Ждете от меня помощи, будучи сами не способны сыскать ни похитителя картины, ни убийцу, а может, даже и двух. Даже если б я сам явился с повинной, вам бы все равно пришлось поискать доказательства и свидетелей, чтоб подтвердить мое признание. Да и в любом случае я вам не подотчетен.
– У вас теперь двойное гражданство, - напомнил мне Борис Павлович.
– От которого я в любую минуту могу отказаться. Хотите, прямо сейчас верну российский паспорт, - предложил я и полез в карман.
– Вряд ли он мне понадобится в Америке, где я буду через пару дней.
Движением руки Борис Павлович остановил меня.
– Уж коли зашла речь о географических перемещениях... Помните парадокс Велимира Хлебникова: путь из Москвы в Киев лежит через Нью-Йорк. Боюсь, вы любитель таких сложных маршрутов. Зачем летали в Тбилиси?
– Как шпион.
– Шутить изволите? Вы не шпион. Криминальная ваша функция совсем иная.
– Господи, как серьезно! Так арестуйте меня - коли у вас есть основания, - сказал я, решив не облегчать ему задачи подробностями грузинской поездки - как мнимыми, так и подлинными.
– Основания есть, а с доказательствами, вы правы, слабовато. Только косвенные улики. С точностью не знаем, ни где вы были в момент убийства Никиты, ни что делали в Тбилиси, ни для чего прибыли в Питер. Все это нам и предстоит выяснить. Подозрительно уже то, что стоило вам приехать, как все закрутилось и картину свистнули, и реставратора из Эрмитажа кокнули. Что следующее? Или кто следующий? Два безнаказанных убийства - не следует ли ждать еще одного? В первом мы подозревали Никиту - даже если он его и совершил, то теперь правосудию, увы, до него не дотянуться. А если не Никита? Что, если убийца Никиты был убийцей Лены? И странным образом все ваше сараевское товарищество оказалось задействованным: одного самого убивают, у другого - жену, остальные на подозрении. И как эти убийства связаны между собой? И как - с похищением "Данаи"? Как - с вашим приездом? Просто совпадение? Не слишком ли много совпадений?
– Представьте: связи отсутствуют, все - само по себе, совпадения случайны.
– Случай - тоже часть закономерности, но невидимой, неосознанной, неразгаданной. Мы сбились с ног в поисках этой связи-невидимки, но кто-то нам все время подсовывает ложные следы, сбивает с толку. Не исключено, что вы. Вот мы и блуждаем в потемках, движемся ощупью, как кроты. Но еще не вечер.
– Голос Бориса Павловича неожиданно окреп.
– Арестовать вас мы всегда успеем, но постоянное наблюдение установим уже сейчас. Не обессудьте. Во избежание еще одного преступления. И расписку о невыезде вынуждены попросить. Как свидетеля по делу чрезвычайной государственной важности.