Похищение Елены
Шрифт:
— Ну и жлоб ты, царь, — умилился лукоморец. — Если бы не особые обстоятельства, бросил бы я тебя тут к твоей стеллийской родительнице и не пожалел.
«А Иван пожалел бы, — почему-то пришло ему в голову. — И ни копейки бы не взял. Еще бы на дорогу денег дал. И до дворца бы довез. Ну не дурак ли? Витязь, блин, лукоморский… Где я его искать теперь буду — ума не приложу. Да и жив ли».
Волк вздохнул.
— Ладно, — махнул он рукой. — Вон, видишь эти камни? Сделай их золотыми — и мы квиты. Не поеду я к
— А ты меня не обманешь? — подозрительно зыркнул царь на Серого.
— Обману, обману, — пообещал Волк. — Давай бегом, пока я не передумал.
— Что, всю кучу? — попытался было поторговаться Ардос, но, увидев выражение лица незнакомца, без лишних слов подскочил к осыпи и провел по ней руками.
Груда бесформенных булыжников засверкала под лучами солнца.
Отрок прищурился.
— Еще вон тот.
И еще одной искоркой килограммов на пять стало больше.
— Гут. А теперь слушай и запоминай. Два раза повторять не буду. Я тут за тобой посмотрел и увидел, что там, где ты руками тронешь, действительно все золотеет. Но и все. То бишь на другие части тела твое чудо не распространяется. Поэтому есть ты спокойно сможешь, если тебя кто-нибудь другой кормить станет. Слуга там, или жена, или еще кто — это уж не мое дело.
— О!..
— Да. А ежели ты сам поесть захочешь, или подушку, скажем, поправить, или обнять кого — так ты тонкие перчатки надень.
— Что?
— Перчатки, говорю.
— Что-что?
— Пер… Стой. У вас что, перчаток не знают?
— Чего?
— Ну темнота… Перчаток, говорю. Это такие носки на руки. Они же рукавички. Они же варежки. Ну?
— Нет, в толк не возьму, о чем ты говоришь, чужестранец, — поник разочарованный царь.
— Да ладно, не расстраивайся, — посочувствовал Волк, в очередной раз сам себе подивившись. — У меня вон пара вондерландских сохранилась. Щас в багаже посмотрю. Только они больно толстые. Тебе потоньше сшить надо будет.
— И как они мне помогут?
— Ты их наденешь — и они превратятся в золотые. Так?
— Так!
— Но чистое золото — металл мягкий, гибкий. Особенно если очень тонкий лист. И поэтому они будут хорошо гнуться. Конечно, не как шелковые или кожаные. Или, тем более, живая рука. Но зато через них ты ничего превратить больше не сможешь, пока обратно не снимешь. Сечешь?
— Секу! — восхищенно подтвердил царь. — Секу!!!
— Ну вот и вся хитрость. — И Волк, выхватив меч, одним махом срубил тонкое деревце.
Оно рухнуло наземь, накрыв Ардоса кроной, красной от спелой черешни.
— Руками не трогай! — успел крикнуть Волк, и царь, для верности сунув руки под зад, стал ртом срывать ягоды.
— Да погоди ты лопать-то…
Но тот его уже не слушал.
И пока Волк шарил по многочисленным карманам своего головоломного наряда в поисках лайковых перчаток, обязательно
— На, держи! — кинул он их царю. — Попробуй надеть.
Тот поймал их, прижал к груди, как самое бесценное сокровище своей жизни (впрочем, так оно и было), и через пять минут перчатки, отливавшие уже желтым металлическим блеском, были натянуты на монаршии руки.
С явным трудом сгибая пальцы, Ардос несмело дотронулся до черешни и зажмурился…
Потом открыл глаз.
Потом другой.
— Она настоящая! — воскликнул он. — Она живая! Она не обратилась в золото! О чужестранец, прости меня! Прости старого, глупого, жадного Ардоса! Проси, чего хочешь! Полцарства, царство — все отдам! Сыном назову! Ни в чем не откажу — проси!..
— Да ладно… Ничего мне не надо. Ты уже со мной расплатился — вон самородки в куче лежат. Мне хватит. На первое время. И в сыновья, извини, к тебе не пойду — хотя спасибо, конечно, за предложение. Торопиться мне надо, видишь ли. Друга искать, с которым мы вместе к вам сюда прибыли. Пропал он. Даже не знаю, живой ли остался или в море сгинул… Не обессудь, царь. Не до тебя.
— Друга искать? Пропал, говоришь?
— Ну да. Во время урагана два дня назад. До ваших мест, может, тоже долетал он, может, помнишь?
— Как не помнить. Помню. И даже как найти твоего друга, подскажу.
— Как? — недоверчиво поинтересовался Волк.
— Иди к ванадскому оракулу. Он все знает. Он скажет.
— Куда идти? К какому?.. Где это? — Волка как шилом ткнули в одно место. Он подскочил к Ардосу, ухватил его за грудки и, несмотря на то что был на полторы головы ниже, затряс его, как грушу. — Как туда добраться, говори! Говори скорее, быстрее давай!
— На восток отсюда, неделя пути пешком, три дня верхом по этой дороге… — слегка опешил от такой прыти царь. — И, к твоему сведению, я являюсь правителем Ардилании и поэтому попрошу…
— Строго на восток? — и, не выслушав ответа, Серый сорвался с места, но тут же вернулся, к удивлению старика, и к своему собственному тоже, причем трудно было сказать, чье было больше.
— Строго…
— Да нет, я не про это… — отмахнулся он. — Тебе, говорю, до города-то твоего далеко?
— Д-да н-не очень… День пешком…
— Подвезти?
По глазам царя было видно, как в нем боролись усталость, унижение («не царское это дело — пешком по горам лазать»), здравый смысл и желание поскорей попасть домой и зажить сказочной жизнью, о какой прочие цари и не мечтали, против шестого чувства, на все лады убеждавшего его поскорее расстаться с этим ненормальным иностранцем, отправив его искать своего потерявшегося друга, наверняка такого же сумасшедшего грубияна и выжигу.