Похищение Елены
Шрифт:
— Массовая галлюцинация?
— Не старайся казаться умнее, чем ты есть! ЭТО! ЯВЛЕНИЕ!
— Джинн-хранитель, семейный талисман. Он не продается, — быстро добавил Фарух еще до того, как Семьбаб успел открыть рот.
— Ах, не продается… — оценивающе прищурился купец. — А как насчет оплаты проезда?
— Когда мы прибудем в Шатт-аль-Шейх, моя семья заплатит тебе столько, сколько ты запросишь, — снисходительно соврал Фарух, стараясь не думать о матери, перебивающейся с купленных в долг бобов на принесенную
— Я без предоплаты не вожу, — любезно сообщил Семьбаб.
— Тогда… Я отработаю.
— Все вакансии заняты.
— Но те матросы, которые упали с мачты в море…
— Было проведено сокращение штатов.
— А если я не продам кувшин? — Шаг за шагом во время разговора под напором большого живота Семьбаба Фарух отступал к корме корабля, пряча драгоценный сосуд за спиной.
— Я прикажу выбросить тебя за борт. Без кувшина, — любезно разъяснил купец.
— Но это грабеж среди бела дня! — Фарух, прижатый к фальшборту, украдкой за спиной потер холодный медный бок.
— Нет. Сейчас уже вечер, — вполне резонно возразил купец. — И достань руки из-за спины. Что ты там делаешь?
Но было уже поздно.
— Здравствуйте, — как всегда сразу и из ниоткуда появился Иван, и, в который раз за день подпрыгнув от неожиданности, Фарух подумал, что он начал понимать, почему нормальные джинны перед своим появлением пускают клубы разноцветного дыма.
— Этот человек хочет отобрать у меня кувшин! — обвиняюще направил Фарух указующий перст на остановившегося как вкопанный купчину.
— Это его кувшин? — строго спросил царевич.
— Нет! Ты же знаешь! Этот купец грозится выбросить меня за борт и оставить твой кувшин себе! Убей его! Убей немедленно!
— О Фарух!.. Пощади меня, непутевого!.. Я отдам тебе все свои товары!.. — хлопнулся на колени Семьбаб.
— Убить его? За что? — пожал плечами заместитель нормального джинна. — Я уверен, что он просто хотел припугнуть тебя, чтобы незаконно завладеть собственностью, принадлежащей тебе. И если ему объяснить, что он поступает дурно, честному коммерсанту с его состоянием и опытом неподобающе, то он, безусловно, осознает свою ошибку и раскается.
В этих словах был скрыт огромный потенциал.
Они могли прозвучать весьма многозначительно.
Или зловеще.
Или угрожающе.
Или издевательски.
Но они прозвучали искренне.
Иванушка всегда верил в то, что говорил.
— А тебе, Фарух, не к лицу быть таким беспочвенно кровожадным, — упрекнул он юношу. — В людях надо всегда уметь разглядеть что-нибудь хорошее, светлое — ведь совершенно плохих людей не бывает. Надо ценить человека, принимать его таким, какой он есть, и тогда конфликты иссякнут и наступит всеобщее согласие и взаимопонимание. Ты должен поступать с людьми так же, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой.
— Хотеть поступать так же,
Но Иван уже исчез, бросив на лету: «Спокойной ночи».
— Что это было?
Кажется, Семьбаб был потрясен еще больше, чем после чудесного изгнания птицы Рух.
— Мой джинн, — криво попытался улыбнуться Фарух.
— И он всегда так… слушается приказаний?..
— Насколько я помню — всегда… Твое предложение еще в силе?
— Какое?
— Отдать мне все товары, если я тебя пощажу?
— А то что?
— Н-ну…
— Забудь.
— Я так и думал, — вздохнул Фарух и опустился на тюк.
Корабль бросил якорь и остановился. В полутьме недалеко от них маячил пустынный берег и то ли холмы, то ли лес на горизонте.
— Иди, помогай сейчас разводить костры, — буркнул Семьбаб, проходя мимо Фаруха к носу судна. — А завтра днем начнешь отрабатывать проезд.
Рано утром корабль снялся с якоря и поплыл своей дорогой.
Фарух не слышал этого — он крепко спал на холодном песке, подложив под голову волшебный кувшин.
Саман (или самум?) визжал и разрывался от надсады, аксакалы и василиски, а может, саксаулы и тамариски, выдранные с корнем, метались во взбесившемся, забитом песком воздухе, а отрок Сергий и Шарад уже второй день сидели на горячем песчаном полу одного из дворцов заброшенного города-призрака пустыни и слушали, как Масдай живописует свои полеты четырехсотлетней давности в этих воздушных коридорах.
Ураган старался вовсю, увеличивая и без того немалые груды песка под узкими стрельчатыми окнами, и ажурные кованые пятиметровые ворота зала хлопали под его порывами, как незакрытая форточка.
Ковер чувствовал, что в этот раз пассажиры не станут прерывать его воспоминания, хотя бы из чувства благодарности, что он в последний момент перед песчаной бурей сумел вспомнить и разыскать давно забытый людьми город, и пользовался этим откровенно и беззастенчиво.
Но даже благодарное внимание имеет свои пределы.
Это как раз и собирался вежливо продемонстрировать отрок Сергий.
Но не смог.
— Кх… Хх… Хм-м… Х-к-ка… — сказал он. Потом потряс бурдюк, второй, третий и добавил: — К-х-х х-х-та, — что на этот раз означало: «Где вода?»
И вопрос этот был адресован не Масдаю.
Джинн стушевался, опустил глаза и пожал плечами.
— Кончилась…
— Как — кончилась?! — От возмущения у Серого прорезался голос.
— Я — старый, больной человек, — дребезжащим тенорком принялся оправдываться Шарад, нервно пощипывая реденькую седую бороденку. — Я должен заботиться о своем здоровье, иначе ты никогда не увидишь своего друга в этом мире, если даже…