Похищение Европы

Белов Александр Константинович

Наршак согласно кивнул.

— Я вас понимаю. — Он ненадолго задумался, а потом поднял вверх указательный палец. В глазах доктора мелькнули лукавые искорки, но Шмидт, охваченный комплексом «курицы-наседки», этого не заметил. — Хочу доверить вам одно серьезное поручение. Видите ли, мы проводим дезинтоксикационную и регидратационную терапию. Вследствие употребления алкоголя вода выходит из кровеносного русла и оседает в подлежащих тканях. Отсюда — отеки…

Шмидт понимающе покачал головой.

—

Да, доктор, отеки… Еще какие отеки…

— Сейчас работа почек, — продолжал Наршак, — постепенно нормализуется, и излишки жидкости начинают выводиться через фильтрационную систему. Скажите, — врач стал подчеркнуто серьезен, — могу я доверить вам контроль диуреза?

— Конечно, можете, — горячо заверил Шмидт и после паузы переспросил: — Простите, контроль чего?

Наршак вынул из ящика письменного стола планшет, прикрепил к нему чистый лист бумаги и достал из пластиковой подставки шариковую авторучку.

— Мы поставили пациентке катетер, теперь моча собирается в приемник — специальный пластиковый мешок с делениями. Он подвешен на крючке под кроватью. Ваша задача — каждый час записывать объем скопившейся жидкости.

— Вас понял! — Шмидт схватил планшет и поднялся со стула.

— Да, и еще одно, — остановил его доктор. — «Записывать каждый час» вовсе не означает — «докладывать каждый час». Достаточно будет двух раз в сутки. А пока — сходите в нашу столовую, я распоряжусь, и вас покормят.

Шмидт так и сделал. Пациенты клиники Наршака приняли его тепло и радушно, но Дмитрию не удалось ни с кем пообщаться — возложенная ответственность давила на него тяжким грузом. Шмидт, поглядывая на часы, наскоро заглотал омлет, съел пару тостов и выпил стакан сока. Стрелки на его часах показывали без пяти десять пора было делать первую запись.

С тех пор он сделал тридцать одну запись, честно отмечая уровень жидкости в пластиковом приемнике. Четыре отметки назад он доложил лично Наршаку, что мешок уже полон.

— Отличный результат! Значит, функция почек полностью восстановилась, — веско сказал Наршак, и Дмитрий просиял, словно это была целиком era заслуга. — Продолжайте наблюдение!

Сейчас было три часа дня — время снимать очередные показания. После двух суток, проведенных в клинике, Ольга наконец проснулась.

— Пей понемножку, не торопись, — сказал Шмидт, протягивая стаканчик с водой. — Тебе надо пить.

Он отклонился назад и заглянул под кровать.

— До четырехсот осталось совсем немного, — сообщил он и снова взглянул на Ольгу.

Шмидт был поражен переменой, произошедшей в ее лице. Ольга, не отрываясь, смотрела куда-то ему за спину.

— Что там? — поглощенный наблюдениями, Дмитрий уже успел забыть о картине. Ежечасный контроль диуреза представлялся куда более

важным занятием.

— Картина… — сказала Ольга.

— Картина? Ах, да… — Шмидт махнул рукой, будто речь шла о каком-то пустяке. — Эта… Ничего. И, по-моему, рама довольно удачная. Как думаешь?

— Картина, — повторила Ольга, и на лбу ее запульсировала тонкая синяя жилка.

Это было странное чувство, похожее на нежданный визит давнего прошлого. «Кажется, врачи называют это "дежавю"», — подумала Ольга.

В московской квартире, где они когда-то жили с Беловым, стояло несколько телефонных аппаратов, и один из них был с определителем. И каждый раз, когда кто-нибудь звонил, сначала раздавался короткий писк… нежный мелодичный звук, который могла расслышать только Ольга с ее тонким музыкальным слухом; этот звук издавал телефон; висевший на стене в кухне, а потом уже, спустя несколько секунд, механический голос определителя безошибочно называл номер звонившего.

И сейчас она тоже слышала этот нежный мелодичный звук — как предвестник нового, более яркого воспоминания. Она знала, что вскоре оно придет и, быть может, окажется не слишком приятным.

«Похищение Европы»… В левом верхнем углу — дельфин, выпрыгнувший из воды и изогнувший в полете спину. Правее и под ним — огромный рыжий бык с длинными и острыми рогами, сходящимися кверху наподобие лиры. На его спине, подобрав ноги, сидит хрупкая черноволосая девушка в простом темном платье — Европа, дочь финикийского царя Агенора.

Классический сюжет — всемогущий Зевс, пораженный красотой девушки, обратился в быка и украл ее. Унес через море на своей широкой спине.

Полотно, висевшее на стене больничной палаты, в точности повторяло оригинал, написанный Серовым, но Ольгу не покидало ощущение, что она где-то видела и другой вариант. И там все было далеко не так спокойно и безмятежно.

Нет, сама Европа оставалась такой же — грустной и задумчивой. Ее можно понять: любовь богов имеет и оборотную сторону — зависть богинь. А вот сам Зевс… То есть — бык… У Серова он не выражал никаких эмоций — оставался покорным тягловым животным.

А тот бык, чье изображение намертво въелось в сетчатку Ольгиных глаз, был злым. Он недобро ухмылялся, будто хотел сказать: «Ну-ну… посмотрим, чем это все обернется! И если ты думаешь, что будешь счастлива, то зря, девочка… Зря!»

И дельфин, хищно ощерив зубастую пасть, вторил ему: «Зря, девочка! Зря!»

И внезапно оно нахлынуло — видение, явившееся ей во сне. Белов шел по длинному коридору, один, в полной темноте. Он делал шаги на ощупь, выставив перед собой вытянутые руки. В одной Александр сжимал фонарик, но не включал его. Наверное, ему зачем-то нужна была темнота.