Похищение Муссолини
Шрифт:
— Спасибо, младшой, — пожал руку князь Курбатов.
Вся группа начала спускаться по крутой тропе, а младший лейтенант стоял на серпантине и махал рукой, словно прощался с давнишними друзьями.
— А ведь чувствует, душа его совдеповская, что был на грани гибели, чувствует, — проворчал Реутов.
Как только машина скрылась за поворотом, Курбатов сразу же вернул группу на дорогу и быстрым шагом, почти бегом, повел ее по колее, на которой собаки, как правило, берут след очень плохо.
— Ну их-то понятно почему, — как бы продолжил давно
— Крови хочется, подполковник? — недобро взглянул на него Иволгин.
— Хочу знать, что перешел границу и погиб здесь не напрасно — вот чего я хочу! И если кто-то вошел в группу лишь для того, чтобы вздыхать по невинно пролитой русской крови, то обязан со всей строгостью напомнить: это кровь не русская, а жидо-большевистская. И чем больше мы выпустим ее, тем скорее земля наша святая очистится от скверны.
— Прекратить! — потребовал Курбатов, понимая, что ни к чему хорошему этот кроваво-философский спор не приведет. — Выполнять приказы и, по мере возможности, не рассуждать.
Но тут же про себя добавил: «Приказать, чтобы не рассуждали, я-то, конечно, могу. Но только идем мы действительно по своей земле, и не рассуждать по этому поводу невозможно. Любое убийство требует философского осмысления. Оружие появляется после мысли. Вот в чем суть».
Колея железной дороги открылась им неожиданно, в просвете между кронами деревьев. С одной стороны к ней подступал подрезанный склон горы, с другой — глубокий каменистый каньон, в недрах которого едва слышно клокотал ручей. А дымок над трубой свидетельствовал, что где-то там, за ожерельем из небольших скал и камней, находится сторожка обходчика.
— Здесь нас ждет работа, — объяснил ротмистр. — Пускаем под откос состав и, — оглянулся он на стоящего чуть в стороне пленного, — имитируем марш-бросок дальше, на Читу. На самом деле отходим на пять километров назад, к станции Вороновской, и сутки отдыхаем.
Еще через несколько минут, обойдя овраг, они засели за камнями. Курбатов сам снял появившегося на участке путевого обходчика и подозвал пленного.
— Что, сержант Бураков, тебе не кажется, что мы пришли?
— Не убивайте меня, ротмистр, — пробормотал тот, покаянно опустив голову. — Мы ведь уже столько прошли…
— Тебе грезилось, что идти нам так через всю Россию?
— Вроде бы так, — кивнул сержант.
— Вот только пути к небесам у нас разные. Видишь этого? — кивнул в сторону все еще содрогающегося в конвульсиях путейца. — Поэтому разговор у нас короткий и сугубо мужской. Берешь ключ и откручиваешь гайки на стыке рельсов. Откажешься — ляжешь рядом с обходчиком.
Сержант мрачно взглянул на Курбатова, осмотрел по-высовывавшихся из-за укрытий остальных диверсантов и протянул руку к ключу.
— Хотел бы лежать на обочине, давно попытался бы убежать, — проговорил
— Может, лучше миной рванем? — предложил Вознов, наблюдая, как споро управляется инструментом пленный. — Эффектнее, да и движение задержим как минимум на сутки. Пока приведут в порядок, то да се…
— Сэкономим.
Сержант рассоединил рельсы и с помощью диверсантов сдвинул их с места. Осмотрев работу, Курбатов прислушался. Поезд направлялся в сторону Читы и был уже недалеко.
Преодолев овраг и засев в зарослях кедровника, диверсанты видели, как товарняк с двумя вагонами охраны, спереди и сзади, на полном ходу ушел под откос и между переворачивающимися вагонами мелькали человеческие тела.
— Ну вот, штабс-капитан Иволгин, — холодно улыбнулся Курбатов, когда все было кончено и останки людей вместе с остатками вагонов навечно обрели покой в сырой утробе каньона, — а вы говорите: свои, русские, кровь… Война идет, штабс-капитан, война. И впредь, если кто-то в моем присутствии решится изливать сентименты, — получит полное согласие моего пистолета.
— Можете в этом не сомневаться, — поддержал командира подпоручик фон Тирбах.
Наступило неловкое молчание.
— А что со мной? — робко подал голос вместо притихшего Иволгина пленный сержант.
— С тобой, Бураков, как видишь, ничего. В отличие от взвода красноармейцев, которых ты пустил под откос. Ты в полном здравии. И свободен.
— Что, правда?
— Подпоручик Тирбах, верните сержанту его автомат и диск с патронами.
Воровато оглядываясь, Бураков взял автомат, отсоединил пустой и присоединил полный диск и, передернув затвор, начал пятиться назад, пока не скрылся в кустах. Наверное, он был очень удивлен, что вслед ему не прозвучало ни одного выстрела.
— Напрасно, — проворчал Кульчицкий. — Схватят — все выложит.
— Не так-то просто будет схватить его сейчас, — возразил Чолданов. — Судя по всему, он из местных, забайкальцев, края эти знает. А еще лучше знает, что с ним сделают энкавэдисты, если попадется им в руки и все раскроется.
— Верно, подъесаул, — одобрил ход его рассуждений Курбатов, уводя группу все дальше и дальше от железной дороги. — Теперь он такой же волк-одиночка, как и каждый из нас. По всей России, от кордона до кордона, мы будем доводить до волчьей люти и отпускать на волю таких вот, заматеревших.
52
В полночь Гольвег уже красовался в мундире офицера итальянской армии со знаками различия капитана пехоты; Согласно документам, он был офицером итальянской контрразведки. По легенде — тайным агентом, представителем самого маршала Бадольо. О чем он, конечно, мог лишь намекать в разговоре с офицерами, охранявшими дуче.
Единственное, что работало на его легенду, так это то, что на острове он должен появиться в обществе настоящего капитана итальянской контрразведки Сильвио Пореччи.