Похищение огня. Книга 2
Шрифт:
То, что представляет наибольший интерес газеты — ее повседневное вмешательство в движение и возможность быть непосредственным рупором этого движения, отражение текущей истории во всей ее полноте, непрерывное живое взаимодействие между народом и ежедневной печатью народа — все это неизбежно утрачивается, когда имеешь дело с журналом. Зато у журнала то преимущество, что он позволяет рассматривать события в более широком плане и останавливаться только на наиболее важном. Журнал дает возможность подробно и научно исследовать экономическиеотношения, которые составляют основу всякого политического движения.
Такое время кажущегося затишья, как теперешнее, должно быть использовано именно для того, чтобы уяснить пережитый период революции,
Журнал будет выходить раз в месяц отдельными выпусками объемом не менее пятилистов… Распространение взяла на себя книготорговая фирма Шуберт и К 0в Гамбурге.
Просьба к друзьям «Новой Рейнской газеты» организовать подписку в той местности, где они находятся, и возможно быстрее переслать подписные листы нижеподписавшемуся…
Лондон, 15 декабря 1849 г.
К. Шрамм Ответственный издатель».
Женни старалась скрыть от окружающих страх перед нараставшими трудностями. Огромная сила воли требовалась, чтобы терпеть бедность, придирки злой и недобросовестной квартирной хозяйки, заниматься изнуряющей не только физически, но главным образом духовно домашней работой. Если бы не помощь Ленхен, она сломилась бы совсем под тяжестью быта. День обе женщины проводили в стряпне, починке белья, бесконечном мытье посуды, уборке тесных, уставленных вещами комнат, ухаживали за четырьмя маленькими детьми. Тарелки, ложки, вилки, пеленки то и дело нуждались в том, чтобы их мыли и стирали. Женни понимала тех женщин, которые становятся раздражительными, опустошенными от постоянной однообразной, невидимой работы в доме, от борьбы с нищетой.
«Каменщик, — думала она, — трудится тяжело, но он знает, что из-под его рук поднимутся стены домов; плотник, столяр создают много полезного для людей; красильщик, каретник — все видят плоды своих дел. Ученые, врачи, учителя обогащают, спасают, учат, воспитывают человечество, а я с утра до ночи думаю, как бы перебиться без денег, накормить, обшить и обстирать дорогих мне людей. Как колесо прялки, верчусь я на месте».
Ее мучила мысль, что она отстает от того, чем живет Карл, и недостаточно читает. По ночам беспокойные думы отгоняли сон. Она лежала, глядя в темноту большими карими глазами, стараясь скрыть от мужа свою бессонницу. Что делать, как найти выход из тупика? Женки страшилась надломиться, уподобиться ворчливым, погрязшим в засасывающей тине житейских мелочей и дрязг женщинам, которых встречала в эмигрантских семьях. Нищета в чужой стране была великим испытанием. Выдержит ли она? Легко быть красивой, начитанной, блистательной, когда со всех сторон не подпирает бедность, заботы, неблагодарный домашний труд. Она старалась перенять у Карла его неиссякаемое жизнелюбие и титаническую волю. Но как только раздавался слабый крик Генриха-Фоксика в рядом стоящей колыбельке или кашель и детский плач из соседней комнаты, нервы ее напрягались до боли. Она вскакивала и бежала к детям, страдая и думая о том, как уберечь их от опасностей, которых было так много у людей, терпящих недостаток во всем необходимом.
Хозяйка квартиры, где жили Марксы, оказалась не менее подлой, нежели мисс Мардстон из романа Диккенса, на которую была так похожа. Получая деньги от жильцов, она, однако, ничего не платила домовладельцу. События разыгрались с быстротой, обычной в Англии при выселении неплательщиков. В сырой, черный от тумана день Маркс со всей семьей оказался на улице.
Женни Маркс писала об этом другу Вейдемейеру:
«…Мой муж ищет для нас помещение, но с четырьмя детьми никто не хочет нас пускать. Наконец, нам оказывает помощь один друг, мы уплачиваем за квартиру, и я быстро продаю все свои кровати, чтобы заплатить аптекарю, булочнику, мяснику и молочнику, напуганным скандалом с описью имущества и внезапно набросившимся на меня со своими счетами. Проданные кровати выносят из дома, погружают на тележку — и что же происходит?
Простите, дорогой друг, что я так подробно и обстоятельно описала один лишь день нашей здешней жизни. Я знаю, это нескромно, но сегодня вечером сердце мое переполнено, руки дрожат и мне хочется хоть раз излить душу одному из наших старейших, лучших и вернейших друзей. Не думайте, что эти страдания из-за мелочей меня сломили. Я слишком хорошо знаю, что мы далеко не одиноки в нашей борьбе и что ко мне судьба еще милостива, я принадлежу к немногим счастливцам, потому что рядом со мной мой дорогой муж, опора моей жизни. …Никогда, даже в самые ужасные минуты, он не терял веры в будущее, всегда сохранял самый живой юмор и был вполне доволен, когда видел веселой меня и наших милых детей, с нежностью ласкающихся к своей мамочке.
До свидания, дорогой друг! Передайте самый сердечный привет вашей милой жене и поцелуйте вашего крошку от имени матери, уронившей не одну слезу на своего младенца. Наши трое старших детей прекрасно себя чувствуют, вопреки всему. Девочки красивые, цветущие, веселые, приветливые, а наш толстый мальчуган полон юмора и самых забавных затей. Бесенок по целым дням ноет с необычайным пафосом и весьма громким голосом. Весь дом дрожит, когда он во весь голос распевает слова из фрейлигратовской марсельезы:
Приди ж, июнь, пора свершений! Мы жаждем подвигов и дел.Быть может, всемирно-историческое призвание этого месяца… состоит в том, чтобы начать гигантскую борьбу, в которой мы все будем сражаться рука об руку».
Пришлось ненадолго поселиться в немецком отеле на Лейстер-стрит, возле Лейстер-сквера, после чего Карл и Женни обосновались, прельщенные дешевизной, в двух маленьких комнатках на Дин-стрит — узкой и мрачной улице возле Сохо-сквера. Это был безрадостный квартал, расположенный неподалеку от центральной площади Пиккадилли.
В Сохо жила иноземная голытьба: ирландцы, немцы, французы, итальянцы. Они перебивались случайной работой и едва сводили концы с концами в огромной равнодушной столице. Приземистые здания с небольшими окнами, вычурные фонари с грязными стеклами не украшали узкую Дин-стрит, на которой не росло ни одного деревца. В осенние и зимние дни вид этой серой, как и небо, улицы производил удручающее впечатление. Ленхен выводила детей в сквер Сохо — угрюмое подобие садика с низко подстриженными чахлыми деревцами и густым газоном. Чад миллионов каминов спускался на низко расположенную Дин-стрит и черной траурной каймой обводил дома. Воздух в кривых закоулках Сохо не проветривался, и дышать здесь было всегда как-то особенно тяжело. Англичане охотно сдавали квартиры в этом проклятом мрачном квартале иностранцам, так как считали его небезопасным для своего здоровья.
Чума, появлявшаяся время от времени в эпоху позднего средневековья, в значительной мере избавляла город от бедняков, не имевших пищи и крова и, естественно, становившихся первыми ее жертвами. Трупы бродяг и нищих валялись тогда по немощеным улицам старого Лондона, распространяя страшную заразу и угрожая особнякам городских буржуа. Зажиточные семьи бежали из чумной столицы в свои поместья, но часто, зараженные, умирали по пути. Стоны, заглушаемые колокольным звоном, сигнализировавшим о бедствии, стояли над Лондоном.