Похищение с сюрпризом
Шрифт:
Лизетта взбрыкнула. В прямом смысле.
Что значит, не увидит? Не бывать такому!
– Куда ты собралась? – насторожился Ратмир, заметив, что мул уверенной походкой направился к выходу.
– Хозяйку искать.
– Стой!
– мальчишка бросился следом. – Погибнешь! Иль превратишься в игрушку черного принца!
Копыта подвели. Лизетта споткнулась и пропахала лицом (то бишь, мордой) доски.
– Чьей игрушкой?! – спросила она, ощущая во рту мерзкий привкус крови.
Ратмир не понял смысла вопроса, затараторил:
– Бесхозный мул – отличное приобретение. Тебя быстро схватят. А
У Лизетты голова шла кругом. Столько слов произнесено, а ничего по делу.
– Кто такой черный принц? – прорычала она, хотя, казалось, мулы на это не способны.
– Императорский сынок, наследник, - поведал Ратмир шепотом. – Черным принцем его мой папка звал. Мне строго-настрого повторять запретил. Но приклеилось.
Он по-детски развел руками, улыбнулся и продолжил, не замечая ошеломления Лизетты:
– Папка говорит… то есть, раньше говорил, что у принца Валериана душа черная, как безлунная ночь. Нынешний император – зло, а сын еще хуже. Когда он придет к власти, для Эндории настанет начало конца. Во!
– Да твой папка поэт, - проворчала Лизетта под сумасшедший стук сердца.
Значит, черный принц – наследник престола Эндории. Ну, дела! Вот только причем тут Гастон? Почему этот Валериан на него охотится? Может, из-за медальонов? Но откуда ему знать, что волшебные вещицы Пенетьери попали к простому алманскому парню?
Ох, одни загадки и никакого просвета.
– Мне всё равно надо найти хозяйку. Я без нее пропаду.
Ратмир застенчиво улыбнулся и проговорил, глядя в пол:
– Я о тебе позабочусь, Роми.
Лизетта растерялась, изумленная непрошенной заботой.
– Приятно слышать. Только… э-э-э… это меня не спасет. Мы с хозяйкой заколдованы. Нельзя нам друг без друга.
Ратмир задумчиво почесал лоб.
– Можно к чародейкам сходить. Спросить, как быть, - предложил он. – Хозяйку тебе не вернут. Мамка просила папку вызволить, но они сказали, не в их это власти. Но вдруг колдовство снимут, что вас связывает?
Лизетта ответила не сразу. Задумалась. Конечно, можно и к чародейкам. Но важно и Гастона вызволить. А то получится, что она о себе только думает, свою шкуру спасет. Нехорошо это.
– Пошли к чародейкам, - согласилась она, приняв решение.
Но мальчишка ее осадил.
– Не торопись. К ним без предупреждения не являются. Я договорюсь сначала. А ты тут сиди. Будь хорошей зверушкой.
Лизетта фыркнула. Хорошей зверушкой? Да ни в жизнь.
Однако благоразумие в кое-то веке взяло верх над безрассудством.
– Буду, - буркнула она и отправилась в укромный угол – спать…
****
Гастон всегда знал, что монотонная работа – не его стезя. Он второй день помогал Аврелию кромсать траву и смешивать настойки, а, казалось, прошла вечность. Пальцы ныли с непривычки. Уж проще мешки таскать или решать проблемы, организованные обернувшейся в живность женой. И ведь продыху никакого. Лекарь рядом над средствами целебными колдует, на «помощницу» поглядывает, следит, чтоб не отлынивала.
В целом Аврелий Гастону понравился. Порядочный, на первый взгляд, мужик, увлеченный столь полезным ремеслом.
Пришлось по душе и то, что Аврелий не лез в душу, ни о чем не расспрашивал. Зато о себе рассказывал. Самую малость, однако Гастону и этого хватило для вывода, что лекарь – верный муж и хороший отец.
– Ох, главное, чтоб они еще не успели уехать из столицы. Жена моя с сынком. Иначе туго придется. Попробуй, найди след. Особенно остывший.
– Коли любят, будут ждать до последнего, - пробормотал Гастон, сам не понимая, кого пытается приободрить: Аврелия или самого себя.
Он думал о Лизетте. Ни о какой любви между ними не было речи, но Гастон молился всем богам, в которых раньше не особо верил, чтобы женушка оставалась в амбаре. Или, хотя бы не отходила далеко. Понятное дело, что она выйдет наружу в поисках еды. Главное, чтоб в неприятности не загремела. Вот уж точно: поди, найди потом остывший след. Эх, жаль Огонёк их покинула. Девчонка -предательница, но ведь не так она и виновата. Волю деда-мага выполняла, а не по собственной прихоти медальоны красть планировала. Вот доехала бы Огонёк с ними до столицы, сейчас Гастону было б куда спокойнее. Знал бы, что Лизетта не одна, а под присмотром лесной колдуньи.
…К вечеру Аврелий притих и занервничал. Перекладывал склянки с целебными настойками с места на место, доставал карманные часы, вздыхал и убирал назад, бурча под нос что-то о важности первого впечатления. Наблюдая за странным поведением лекаря, занервничал и Гастон. Да так, что едва флакончик с ценным эликсиром от мигреней не разбил. Повезло, что реакция хорошая, успел подхватить в полете. Вот только тревога после этого усилилась. Аврелию полагалось пожурить «помощницу» за небрежность, а он будто и не заметил ничего.
– Что происходит? – не выдержал Гастон часа через полтора.
Аврелий с шумом выдохнул и признался.
– Скоро ОН придет. Ну, тот – третий. В смысле, он второй, это ты – третий.
– Побег сегодня? – обрадовался Гастон, но его мигом осадили.
– Ш-ш-ш! Сегодня-сегодня. Но сначала он на тебя поглядит, оценит, насколько ты надежен. Я то тебе верю, не сомневайся. А вот он мало кому верит. Даром, что монах.
– Монах?
Гастон едва зубами не заскрежетал. Только монаха ему и не доставало! Ну, правда, это издевательство. Удалось от жизни в монастыре отбрыкаться, так теперь главная надежда на спасение из плена – монах? Серьезно?!
Ох, не зря говорят, что у судьбы странное чувство юмора…
Когда, наконец, скрипнула дверь, Гастон (спасибо, паникующему Аврелию!) накрутил себя до невозможности. Он был готов увидеть самое настоящее чудовище, потому не испугался бы закутанного в серый плащ мужчину с маской на лице. Не испугался бы, если бы вообще на него посмотрел. Вот только Гастон не смотрел. Точнее смотрел во все глаза, но не на монаха, а на кое-кого другого, перешагнувшего порог раньше.
– Вот, черти эндорские…