Похищение
Шрифт:
Я велела Степану ехать обратно к клубу и привезти Позднякова, который к этому времени уже должен бы был там объявиться. Затем я взяла два заряженных пистолета и еще по одному отдала мужчинам. Мы с Аполлинарием Евгеньевичем вышли из возка и направились к освещенному зданию, из которого то и дело доносились звуки музыки и нетрезвые голоса, поющие народные песни. Масленица, что еще можно сказать.
В дверях нас встретил здоровенный детина, в красной косоворотке и плисовых черных штанах, в сапогах бутылками, с круглой совершенно рязанской физиономией и прямым пробором светло-русой шевелюры, густо смазанной маслом, по всей видимости,
В просторном вестибюле, отделанном в русском стиле, никого из постояльцев не было. Я прошла к стойке, за которой сидел средних лет человек, с довольно смышленым лицом, в пенсне и такой же «форме», что у швейцара. Завидев нас, он буквально расплылся в улыбке, однако, показавшейся мне довольно двусмысленной. Ничего, голубчик, мстительно подумалось мне, сейчас от твоей улыбочки мало что останется.
– Скажите-ка, любезный, – начала я строго, – в каком номере остановился господин Пряхин?
– Извините, кто-с? – елейным тенорком переспросил портье.
– Мсье Пряхин, – повторила я, слыша, как за моей спиной недовольно пыхтит Гвоздикин.
– Извините-с, барыня, – все на той же ноте произнес человек, – вы ошиблись. У нас никаких Пряхиных не останавливалось.
– Нет? – удивилась я.
– Как это не останавливалось?! – воскликнул Гвоздикин, вырвавшись вперед и навалившись на стойку, чем заставил портье отпрянуть. Этот маневр у него получился неудачно, и человек плюхнулся со всего размаху на пол.
Кое-как поднявшись, он открыл было рот, чтобы заголосить, однако я уже успела оттолкнуть Гвоздикина и проворно достала рубль. Увидев деньги, портье передумал звать помощь, опасливо покосился на покрасневшего Аполлинария Евгеньевича и снова взгромоздился на свой стул.
– Так чем могу служить-с? – поговорил он. Его небольшие глазки постоянно проделывали путь от бумажки к перекошенному лицу Гвоздикина. Видимо, алчность боролась с трусостью.
– Скажи-ка мне, – уже мягче начала я, – в каком нумере остановился господин, который вошел сюда перед нами, – и выразительно хрустнула бумажкой.
– Сию минуту-с, – он кинул еще один тревожный взгляд на Гвоздикина и тут же зашелестел страницами регистрационной книги. Спустя совсем короткое время, он поднял сияющие глаза и произнес: – Вот-с, извольте. Господин Алтынников, нумер пятнадцать.
– Отлично, – кивнула я. – А где нумер пятнадцать?
Человек крикнул какого-то Степку и через минуту возле меня появился мальчишка лет тринадцати, все в той же красной рубахе и черных штанах и все с тем же ровным пробором на голове. Только Степка, в отличие от двух предыдущих служителей смирновской гостиницы, имел куафюру черного цвета.
– Давай-ка, Степан, – строго проговорил портье, –
– Это мигом, – улыбнулся щербатым ртом постреленок.
– Держи, – протянула я человеку рубль и тут же достала из кошелька еще один, Степке.
Мы прошли через вестибюль и стали подниматься по широкой лестнице, застеленной красным ковром. Затем прошли почти через весь длинный коридор, с газовыми светильниками на стенах, с таким же ковром, что и на лестнице, с вазами между дубовыми дверями, в которых росли какие-то растения, очень похожие на обычные лопухи.
Степка остановился у последней двери справа, на которой была прибита серебряная бляха с выгравированным на ней номером комнаты. Мальчик оглянулся на меня, я дала ему рубль и он, постучав, отправился обратно по коридору. Из-за двери раздался хрипловатый мужской голос:
– Кто там?
– Откройте, пожалуйста, – произнесла я жалобливо. – Это ваша соседка…
Послышались приближающиеся шаги. Жестом я показала Гвоздикину, чтобы он отошел и через мгновение дверь распахнулась. Передо мной появился невысокий худощавый мужчина, одетый в полосатые брюки, камлотовый сюртук, белую рубашку и лимонную жилетку с цветастым, щегольски повязанным галстуком. Судя по его лицу, мужчине было около тридцати лет, в уголках небольших живых карих глаз была заметна сеточка морщин. У него был хищный нос, тонкие нервно подрагивающие губы, вокруг которых располагались две глубокие складки, острый подбородок с ямочкой, каштановые волосы и брови. Лицо было гладко выбрито, а общее выражение явно говорило о присущем этому господину снобизме и брезгливости. Чего только стоил его пристальный прищур!
– Соседка? – переспросил он.
– Да, – кивнула я. – Можно войти?
– Ну, входите, соседка, – усмехнулся Пряхин, окинул оценивающим взглядом мою фигуру и сделал шаг в комнату, освобождая мне проход.
Я бросила красноречивый взгляд на Гвоздикина, стоявшего у стены справа от меня и вне поля зрения мужчины, затем шагнула в комнату, и Аполлинарий Евгеньевич тут же последовал за мной. Увидев его, Пряхин, а это был именно он, теперь сомнений у меня не оставалось, удивленно вскинул брови, затем перевел взгляд обратно на меня и снова недобро прищурился.
– Вы сказали «соседка». Как вас понимать? – он демонстративно перевел взгляд на Гвоздикина.
– Очень просто, – проговорила я. – Господин Гвоздикин, закройте дверь и останьтесь около нее. А вы, господин Пряхин или Алтынников, как вам больше нравится, соблаговолите ответить мне на несколько вопросов.
– Да кто вы такая, – недовольно, но, не теряя хладнокровия, произнес Пряхин. – И почему я должен вам отвечать на какие-то вопросы? И вообще, извольте объясниться, что все это значит? Вы врываетесь в мой номер, что-то требуете. Я вот сейчас обслугу вызову и…
– Обслугу можете вызвать, – согласилась я. – Только несколько позже. А для начала ответьте мне, сударь, где вы были в понедельник, третьего числа с двух до пяти часов дня.
– Это что, допрос? – всплеснул руками Пряхин, и на его лице появилась глумливая улыбка. – Боже, какая прелесть, теперь у нас, что в полиции и дамы служат?!
– Да, – солгала я.
– Тогда давайте честь по чести, – предложил Пряхин, – предоставьте документы. – Я сурово на него взглянула, и он, коротко хохотнув, поднял руки и добавил: – Ну, хотя бы представьтесь, госпожа дознавательница.